Крест в свечке

Известие о смерти сына выдержала спокойно. Хныкала всегда одна, никто никогда не видел её слёз. Всё остальное не хотела сейчас вспоминать: опознание в морге, фальшивые соболезнования поддатого командира части, свидетельство о смерти, подписи на документах о материальной компенсации, перевозка тела, похороны с почётным эскортом и хлопками выстрелов при закладке гроба в могилу. Подарила старшей сестре коньяк, та смилостивилась и всё рассказала. После перелома позвоночника Дёма пришёл в сознание всего один раз, за сутки до её приезда, улыбался, попросил клочок бумаги, написал записку и попросил передать ей.

«Это песни из того альбома, композиции, как он говорил… Всё точь-в-точь про него… Не хочу здесь сидеть, плевала я на пандемию и COVID-19! Карантин для слабых!»

Надев плащ и нахлобучив кое-как бесполезную городскую шляпу, прихватив клатч со смартфоном, стремительно вышла из номера и заспешила на лестницу. Ресепшен пустовал, из столовой пахло водкой.

Надежда Константиновна сама отперла знакомый замок и выскочила на воздух, сырой, прогорклый от гниющего по берегам просоленного прибоем валежника. Пересекла опустелое к вечеру шоссе и знакомой тропинкой меж обезлюдевших домов с погасшими глазницами зарешеченных окон решительно зашагала к морю.

Проскрипев по омертвелому дощатому солярию, спустилась на потемневший песок и, увязая туфлями в рассыпчатой гальке, побрела по косе, подальше от людей. Справа забелел бесконечный трёхметровый обрыв, кое-где валялись сохлые брёвна, она их медленно огибала и шла дальше.

«Тут лани водятся, олени. Но далеко, поближе к пьяному лесу и дюне Эфа».

Вокруг, под руководящими дуновениями просолёного леденелого ветра, ей рукоплескала волнующимися хвойными лапами девственная природа. Далеко вперёд тянулись заповедные ельники и липовые рощи. Поросшие непроходимым кустарником песчаные гребни, круто скатывающиеся к отмелям холодной волнистой Балтики, помнили викингов, норманнов и древних русичей.

«На обрыв не поднимусь, там подлесок в паутине, кусты цеплястые. Без резиновых сапогов и в летний день не сунуться, настоящие джунгли… А ещё здесь снимали сериал “Долгая дорога в дюнах”, старый уже фильм. Мне Дёма на день рождения DVD подарил с полной версией, все серии…»

Она замедляла шаг, ощущала предательскую ломоту в костях, чувствовала как слабеют ноги, но не жалела обувь и маршировала вперёд, не оборачиваясь, всё дальше от вновь зажёгшихся огней неласкового курортного поселка, которых уже не могла увидеть. В шуме волн, ополаскиваемая пенистыми мутными брызгами, неумолимо приближалась к первому едва заметному песчаному гребню, срывала с рук янтарные украшения, подаренные когда-то сыном на день рождения, и зашвыривала их в Балтийское море, всё глубже увязая в зыбучем предательском песке…

12–17.08.2011, Калининградская обл. – 3–9.04.2020, Московская обл.

Свиноголовые

Центр города стремительно пустел: последние посетители убегали из летних кафе, растрёпанные официантки в спешке складывали столы и стулья и затаскивали рогатые пластмассовые стопки в застеклённые офисы. Щелкали створы захлопываемых ставен, потрескивали рекламные щиты, и мигали растерянно светофоры, которых уже никто не воспринимал.

У тяжелоколонного здания горсовета не было ни души. Окна горели лишь на верхних этажах, у входа мерцали сигаретные искорки. Близлежащие тротуары окутала липкая волнующаяся мгла. Прикрывая обветренной ладонью лицо и сжимая в другой руке всё ещё защищавший его зонт, он выбежал к скверу, посеченному рядами колючих, аккуратно остриженных акаций, расходящихся параллельно и перпендикулярно.

Откуда-то издалека стремительно надвигалась чернота. В её пугающе мрачной слепой тени кто-то, тужась, выхаркивал сиплой пропитой гортанью старую советскую песню про одинокую гармонь. Это и был его последний связной в Запорожье. Бывший запевала гарнизонного клуба пел здесь ежевечерне от сих до сих, невзирая на дождь и слякоть. Он, как и покойный Паша Цеверимов, тоже когда-то служил авиамехаником в давно расформированном Воронцовском авиаполку.

Скамейка, на которой пыхтел старик, пряталась в укромном углу. Когда приблизился, безголосое пение стихло.

– П-п-р-ри-в-вет, Яш-ша… Е-есть «Бел-бел-бело-омор» из Мо-о-ос-с-с-квы…

В темноте послышался облегчённый вздох, и ноздри овеял сивушный перегар.

– А, сынок, здравствуй… А я думал опять эти, с полудня околачиваются тут, клянчут спички… – Вымокший связной с тревогой всмотрелся в огни горсовета. – И чего вынюхивают?.. Рэкетиры, поди…

Старик отложил гармонь и вцепился шершавой пятернёй в локоть.

– Камарова сто пятнадцать… Там тебя ждут. Поторопись, шторм идёт с Крыма, каких не бывало…

«Улица Камарова, 115. Там теперь точка. Далековато… зато надежно, подальше от любопытных глаз… Скорее, скорее сваливай…»

Что-то подсказывало ему, что здесь не стоит задерживаться.

– Атлантический ураган… Вишь, беда какая… Когда ещё распогодится-то… А-а, газетки привез…