Крест в свечке

24.06.2011. Мама! Первый день оказался трудным. Надо изъять со склада флота боезапас с истёкшим сроком годности. Дощатые ящики в пакгаузах сложены рядами в стойки. Внизу самые старые, остались ещё с Великой Отечественной. Древесина истлела, пиленая вагонка, сплошная труха. Один солдат снял верхний, а тот рассыпался в руках, снаряды выкатились и упали ему на ноги. Сначала ходил, а потом пошел в санчасть, и диагностировали перелом ступни. Прапорщик Изрохин выдал ваги и ломы. Теперь цепляем стопку из угла на центр. Она шатается, с боков поддерживаем. Подходим вдвоём и снимаем ящики, берясь с двух сторон в четыре руки. Третий страхует, чтоб снаряд не вывалился.

Заехал вилочный автопогрузчик, а подкатить никак, в пакгаузе и нам тесно.

Боезапас снизу не подцепить, верхние ящики разваливаются, и снаряды катятся на бетон. А собирать с пола опасно. Они хоть и без взрывателей, но могут сдетонировать.

Но не волнуйся за меня. Я осторожен и не рукосуй.

Твой сын Демьян

Раздался звонок. Из столовой пригласили на ужин. Она уложила письма в клатч, спрятала его в кожаной сумке Armani.

В полутёмном склепе с высокими потолками впервые за много лет почувствовала себя неуютно, и даже не потому что, как и предполагала, оказалась одна. Истощённая годами и страстями женщина, принимавшая её на ресепшен, как-то странно отстраняясь, укладывала вилки и ложки. Потом поставила первое блюдо на самый край стола, и пришлось прогнуться, чтобы пододвинуть к себе тарелку.

С неприметной подавальщицей шапочно знакомы несколько лет, прошлым летом болтали весело у входа о её неспокойных снах, о пустом, несущественном. Про Дёму ничего ей не говорила… Теперь, разинув клювообразный ротик, та затараторила:

– И чего вам, москвичам, дома не сидится. Вдруг у вас тоже коронавирус!.. Меня заразите и весь отель!.. А кто лечение будет оплачивать, дезинфекцию? И за обслуживание стоит прибавить вдвойне!

Надежда Константиновна, такого не ожидавшая, встрепенулась, ничего не ответила. Отставила в сторону тарелку с жиденьким гороховым супом, с грохотом отодвинула стул и вышла в коридор. Порывисто простучав каблуками по ступенькам, уединилась в номере.

«Что, выселять будут? А куда? Самоизоляция в отеле запрещена? Но я же не на самоизоляции. И совершенно здорова».

Зазвонил телефон, но она не отвечала. Через минуту раздался стук в дверь.

– Ну что я такое сказала?.. Завтра приедут врачи, заберут у вас биоматериалы и живите себе спокойно, сколько душе вздумается. Никто вас не выгонит…

Потом послышался заунывный плач.

– Ну простите меня, я виновата… Можно, мы вместе проведём этот одинокий вечер… вместе, в этом пустом доме… только вы и я… друг для друга… всего лишь раз… вместе!.. Вирус обволакивает меня во сне, я боюсь засыпать … Умоляю вас… не оставляйте меня одну… Я люблю вас, слышите, люблю!..

Надежда Константиновна, ошеломленная внезапным признанием, обеспокоилась не на шутку. «Вот уж не думала, что она из тех… Наверно, это от стресса. Пресса пересолила, запугали народ. Люди и не такие ломаются, в Москве навидалась…»

Внезапно погас свет. Исчезла и светлая полоса за дверью, осталась кромешная темень. За дверью ойкнули и зашаркали. Как только звуки сношенных шлёпанцев стихли, Надежда Константиновна взяла дремавший целые сутки смартфон и нажала на кнопку. «Просыпайся! В Москве заряжала, на шесть часов хватит. И фонарик есть». Она отвела ладонью тяжёлую гардину и притулилась лбом к стеклу. За окном чернело безмолвие, издалека наслаивались в бесконечный шорох едва слышимые звуки прибоя.

«Отключили весь Sorkau. Опять сбои с поставками тока».