Читаем Крестьянские восстания в Советской России (1918—1922 гг.) в 2 томах. Том первый полностью

Аналогичная озабоченность властей высказывалась в информационной сводке Семипалатинского губревкома от 31 октября 1920 г. Констатировалось, что мужское население в станицах и поселках Больше—Нарымское, Мало—Нарымское, Воронье, Черемшанка, Катон—Карагай, Уруль, Мало—Красноярское и Чистоярское «совсем отсутствует, за исключением нескольких стариков и вернувшихся подростков». Все же остальные мужчины во время июльско—августовских восстаний присоединились к повстанцам, при ликвидации восстаний часть из них была уничтожена, остальные ушли в горы или за границу в Китай. Часть староверов из других селений бежало, бросив свои хозяйства, в том числе маралов, которые были выпущены из специальных садов по киргизским волостям, в особенности по Чингистайской. Население этой волости наполовину сбежало за границу, угнав с собой скот[831]

. 2 ноября 1920 г. Бухтарминский уездный ревком докладывал в Наркомат внутренних дел: «Настроение населения неудовлетворительное, так как со дня установления советской власти население не получало никаких продуктов и товаров, между тем первая разверстка почти закончена, а население нуждается во всех необходимых продуктах, как—то: чае, спичках, мыле, не говоря уже о сахаре и масле, – и к тому же уже не имеет ни обуви, ни одежды. В настоящее время приступлено ко второй разверстке, этим вызывается враждебное отношение к советской власти: за первую разверстку было обещано ему и мануфактуры, и кожи, и др. продуктов. Но на самом деле ничего со дня организации советской власти ничего не дано, за очень и очень немногим исключением селений, кои выполнили разверстку на 100%. Но удовлетворение населения материалом для одежды и обуви более чем необходимо, ибо теперь наступили зимние холода, а население большей частью голое и босое»[832]
.

В июле 1920 г., одновременно с восстаниями в Алтайской и Семипалатинской губерниях, разгоралось Вьюнско—Колыванское восстание в Томской губернии. Колыванское восстание, начавшееся в начале июля, в короткий срок охватило до 10 волостей Ново—Николаевского уезда (Алексеевскую, Дубровинскую, Дупленскую и др.) и несколько соседних волостей Томского уезда. 6 июля 1920 г. повстанцами был захвачен г. Колывань Ново—Николаевского уезда, в котором был создан временный Колыванский окружной исполком, постоянный президиум из 7 представителей волостей и 6 от города. Колыванский Совет объявил населению цель восстания: борьба против коммунизма, но не против Советской власти. Проводилась мобилизация в повстанческую армию в возрасте 18—45 лет. Повстанческий штаб, образованный в селе Вьюны Чаусской волости, 8 июля объявил мобилизацию крестьян по волости и соседним волостям: Кандауровской, Тоя—Монастырской, Баксинской и Шегарской. Обращение Чаусского штаба повстанцев повторило установку Колыванского Совета: борьба с коммунистами, власть остается Советская. Возглавили восстание выходцы из крестьянской среды, такие как Иван Ситников – середняк села Вьюны, командир отряда повстанцев, Игнат Александров – житель села Ново—Тырышкино, руководитель повстанцев Новотырышкинской волости, фельдфебель старой армии[833]

.

Восстание было быстро и жестоко подавлено. Уже 10 июля советские войска взяли Колывань. Приказ Павлуновского от 9 июля 1920 г. по поводу штурма уездного города отличался особой жестокостью: «если 10 июля до 12 часов дня Колывань не будет взята, начальник отряда, руководящий операциями против Колывани, будет расстрелян…»[834]

. Приказ руководства Ново—Николаевского уезда от 10 июля обязал начальников карательных отрядов в качестве репрессивных мер проводить разверстки «боевым темпом» в течение 48 часов, накладывать на села и деревни хлебные контрибуции в размере от 5 тыс. до 100 тыс. пудов, закрывать мельницы и прекращать помол зерна для крестьян[835]. Через неделю, 18 июля 1920 г. Ново—Николаевский исполком совместно с уездной ЧК издали беспрецедентный циркуляр №226: «изъять из всего уезда кулацкий и контрреволюционный элемент в концентрационный лагерь на 6 месяцев, если только против них нет конкретных обвинений… Под определением „кулак“ считать всех бывших торговцев, хлебных скупщиков спекулянтов; крестьян, нанимавших ранее и нанимающих теперь работников для извлечения из них прибыли; не работающих самих, занимающихся в деревне ростовщичеством, сдачей под работу хлеба, скота и др. продуктов; крестьян, имеющих не менее 10 рабочих лошадей и обрабатывающих более 20 десятин земли. Контрреволюционными элементами считать всех беженцев гражданской войны, если за время проживания в данном селе не зарекомендовали себя как преданные советской власти граждане; всех, живущих без определенных занятий или работающих не по своим специальностям; враждебно настроенных, не принимающих охотно участие в советском строительстве; интеллигенцию, середняков, настроенных враждебно к советской власти, если эта враждебность в чем—либо проявилась… Срок на полное проведение в жизнь постановления – 15 августа 1920 года»[836].

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

Публицистика / История / Образование и наука
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Опровержение
Опровержение

Почему сочинения Владимира Мединского издаются огромными тиражами и рекламируются с невиданным размахом? За что его прозвали «соловьем путинского агитпропа», «кремлевским Геббельсом» и «Виктором Суворовым наоборот»? Объясняется ли успех его трилогии «Мифы о России» и бестселлера «Война. Мифы СССР» талантом автора — или административным ресурсом «партии власти»?Справедливы ли обвинения в незнании истории и передергивании фактов, беззастенчивых манипуляциях, «шулерстве» и «промывании мозгов»? Оспаривая методы Мединского, эта книга не просто ловит автора на многочисленных ошибках и подтасовках, но на примере его сочинений показывает, во что вырождаются благие намерения, как история подменяется пропагандой, а патриотизм — «расшибанием лба» из общеизвестной пословицы.

Андрей Михайлович Буровский , Андрей Раев , Вадим Викторович Долгов , Коллектив авторов , Сергей Кремлёв , Юрий Аркадьевич Нерсесов , Юрий Нерсесов

Публицистика / Документальное