Читаем Крестьянские восстания в Советской России (1918—1922 гг.) в 2 томах. Том первый полностью

Суть трансформационного перехода к новому обществу для руководителей большевистской партии оставалась неясной. Ленин считал, что новое государство, осуществляя непосредственный переход к социализму, может складываться как сеть производственно—потребительских коммун, единый потребительско—производственный кооператив, в котором товар превращается в продукт, идущий на общественное потребление без наличия рынка. Это положение нашло отражение во второй Программе большевистской партии[318]. Коммунистический план Ленина предусматривал принудительное объединение всего населения в потребительско—производительные коммуны, немедленное введение всеобщей трудовой повинности, в том числе в отношении мелкого крестьянства (в качестве первоочередной меры для введения всеобщей трудовой повинности определялась выдача населению потребительски—рабочих книжек). Концентрация всего населения в единой сети потребительных коммун, дополненная централизацией всего распределительного аппарата, имела целью создание единого государственного кооператива. Замена торговли компенсировалась организованным в общегосударственном масштабе распределением продуктов, включая, по ленинской терминологии, «общее кормление больших групп населения»

[319]. Один из партийных лидеров и теоретик партии – Н. И. Бухарин [См.: Персоналии в Приложении 1
] откровенно признал: большевики считали, что можно сразу перейти к плановому организованному хозяйству, уничтожив рыночные отношения, свободную торговлю и заменив эту торговлю организованным распределением (в виде карточек)[320].

Однако объяснение большевистских взглядов нельзя ограничить только обусловленностью военного коммунизма трудностями военной интервенции и Гражданской войны. Партийные теоретики основывались на марксистских предположениях о непосредственном переходе к социалистическому строительству через создание государственного производства и распределения. Антитеза «капитализм» – «социализм» понималась как антитеза рынка и плана. Сама модель военного коммунизма отражала соответствующее видение социализма в соответствии с марксистскими представлениями, что с победой пролетарской революции утрачивает свое действие закон стоимости, отмирают товарно—денежные отношения, рынок, их место занимает прямой продуктообмен. Многим коммунистам, воспитанным в условиях революции и гражданской войны, казалось, что жесткая централизация, всемерное обобществление, военно—приказная система сократят путь к социализму. Составными элементами политики военного коммунизма стали государственная монополия на все производство и снабжение сверху, потребительские коммуны, бесплатное распределение, запрещение торговли, рынка, свертывание денежного обращения, уравниловка. Ленин, развивая марксистскую идею о ликвидации противоположности между городом и деревней, считал возможным при помощи развития материальной базы всего хозяйственного механизма, особенно электрификации, в короткие сроки ликвидировать отсталость страны, темноту и нищету населения[321].

Теоретик и практик революции Л. Д. Троцкий (его нередко величают «демоном революции»), вначале объяснял обусловленность военного коммунизма чрезвычайными обстоятельствами Гражданской войны. Позднее его собственные новации по поводу милитаризации труда, создания трудовых армий и другие подобные почины объяснялись автором как следствие «эпохи» военного коммунизма. Примечательно, что именно Троцкий обратил внимание на то, что переход от военного коммунизма к нэпу совершался в значительной мере методами военного коммунизма[322]

. Ему также принадлежит мысль, что пролетариат, завоевавший власть, приходит во враждебные столкновения с широкими массами крестьянства, при содействии которых он завоевал власть[323]. В переходном обществе переход к общественному труду, по Троцкому, немыслим без мер принуждения в отношении крестьянства[324].

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

Публицистика / История / Образование и наука
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Опровержение
Опровержение

Почему сочинения Владимира Мединского издаются огромными тиражами и рекламируются с невиданным размахом? За что его прозвали «соловьем путинского агитпропа», «кремлевским Геббельсом» и «Виктором Суворовым наоборот»? Объясняется ли успех его трилогии «Мифы о России» и бестселлера «Война. Мифы СССР» талантом автора — или административным ресурсом «партии власти»?Справедливы ли обвинения в незнании истории и передергивании фактов, беззастенчивых манипуляциях, «шулерстве» и «промывании мозгов»? Оспаривая методы Мединского, эта книга не просто ловит автора на многочисленных ошибках и подтасовках, но на примере его сочинений показывает, во что вырождаются благие намерения, как история подменяется пропагандой, а патриотизм — «расшибанием лба» из общеизвестной пословицы.

Андрей Михайлович Буровский , Андрей Раев , Вадим Викторович Долгов , Коллектив авторов , Сергей Кремлёв , Юрий Аркадьевич Нерсесов , Юрий Нерсесов

Публицистика / Документальное