Крестьянские восстания в Советской России (1918—1922 гг.) в 2 томах. Том второй

Роль штаба крепости ограничивалась решением оперативных и специальных военных вопросов: организация стрельбы с батарей и судов, связь артиллерийского огня и действий пехоты, способы отражения атак. Бывшие офицеры, служившие до восстания в штабе крепости, были привлечены ревкомом в качестве военспецов и возглавили, под контролем ревкома, организацию военного дела в штабе крепости[373]. Основная часть штаба осталась на прежних должностях. Начальником обороны крепости стал начальник штаба крепости Соловьянов, начштаба обороны – начальник оперчасти штаба крепости Арканников. На прежних местах остались командиры линкоров бывшие офицеры Карпинский и Христофоров, начальник берегового отдела бывший капитан Зеленой, командир порта Ермаков, а также начальник связи, начальник воздушной обороны, командиры дивизионов. Бывший контр—адмирал Дмитриев, являвшийся до восстания начальником бригады больших линкоров, занимался снабжением технической части кораблей. Начальником артиллерии остался бывший генерал Козловский (примечательно, что Дмитриев и Козловский вызывались в штаб крепости лишь при необходимости)[374]

. О деятельности Козловского чекисты информацией не располагали – посчитали, что он «отошел в сторону»[375]. Таким образом, фигура бывшего генерала Козловского, раздутая большевистским руководством в качестве руководителя белогвардейского заговора в Кронштадте, оказалась совершенно неподходящей для создания идеологического мифа. Военспецы длительное время служили на Красном флоте, примерно 1/10 из них были коммунисты. Они согласились участвовать в восстании добровольно, без давления со стороны ревкома. Козловский длительное время служил большевикам до восстания[376]

.

Судовые комитеты и ревтройки в подразделениях и частях контролировали действия командного состава. Учитывая настроения судовых команд, штаб крепости разрабатывал наступательную тактику в действиях против советских войск на берегах Финского залива, подготовил проект боевого приказа[377], но ревком отказался от наступления, ограничившись тактикой обороны крепости[378]

. Ревком был уверен в неприступности Кронштадта. Он рассчитывал на поддержку со стороны бастующего Петрограда, а также надеялся на повсеместные крестьянские восстания. Руководители восстания полагали, что рабоче—крестьянское правительство окажется вынуждено пойти на уступки[379]. Агитационный отдел, возглавляемый членом ревкома Перепелкиным, направлял матросов с литературой (воззваниями и газетами) в Петроград, Ораниенбаум, Петергоф, Гатчину. Но большинство делегатов было задержано.

В создании мифов по поводу организации заговора в Кронштадте Л. Троцкий не ограничился обличением якобы белогвардейских корней восстания. По его схеме, генералы, связанные с империалистическими центрами, выдвинулись из—за спины непосредственных организаторов мятежа – эсеров[380]

. В самом подобном утверждении кроется явное противоречие. Эсеры на IX съезде своей партии в июне 1919 г. объявили об установке на вооруженную борьбу с белогвардейцами, которые рассматривались как главная опасность, ограничив борьбу с большевиками лишь политической формой борьбой. Кронштадт не мог быть назван белогвардейско – эсеровским мятежом. В шифрованной телеграмме руководителя Петроградской организации РКП (б) Зиновьева в адрес Ленина 28 февраля сквозила, с одной стороны, растерянность по поводу развития кронштадтских событий («два самых больших корабля приняли эсеровски черносотенные резолюции»), с другой стороны, стремление переложить с себя ответственность на происки небольшевистских партий (предположение о желании «форсировать события» со стороны эсеров)[381]. Все оставшиеся на свободе осколки небольшевистских партий еще осенью 1920 г. были взяты на учет органами ВЧК. В период массовых забастовок в Петрограде в феврале 1921 г. появился приказ ВЧК: губернским ЧК предписывалось в кратчайший срок уничтожить аппарат антисоветских партий – «изъять» всех эсеров, меньшевиков и анархистов[382].