Крестный отец

– Ну, даже не знаю, Джонни, – начал дурачиться Нино. – У меня хороший грузовик, много любвеобильных домохозяек на маршруте, полторы сотни в неделю чистыми… А ты что предложишь?

– Для начала – пять сотен и знакомства со звездами кино. Что скажешь? Возможно, буду звать тебя петь на свои вечеринки.

– Ага, понял… Нужно подумать. Давай я сначала переговорю со своим адвокатом, бухгалтером и напарником.

– Нино, хватит дурака валять. Ты мне нужен. Прилетай завтра же подписывать личный контракт на пятьсот долларов в неделю в течение года. Даже если ты потом уведешь одну из моих девочек и я тебя уволю, останешься как минимум с годовой зарплатой. Идет?

На том конце повисло молчание.

– Ты не шутишь, Джонни? – протрезвевшим голосом спросил Нино.

– Я совершенно серьезен. Иди в нью-йоркский офис моего агента, там тебя будет ждать билет на самолет и деньги на расходы. Я позвоню им с утра, и после обеда можешь смело заходить. Договорились? В аэропорту тебя встретят и привезут ко мне.

И снова молчание, потом Нино очень тихо и неуверенно, уже без тени алкоголя в голосе, сказал:

– Ладно, Джонни.

Фонтейн повесил трубку, разделся и лег. Так хорошо он себя не чувствовал с тех пор, как разбил ту пластинку с мастер-копией.

Глава 13

Джонни Фонтейн подсчитывал в блокноте расходы, а в просторной звукозаписывающей студии собирались музыканты – все друзья по ансамблям, с которыми Джонни когда-то начинал свою карьеру. Эдди Нилз, самый крутой эстрадный дирижер в стране, раздавал ноты и указания на словах. Несмотря на очень плотный график, он согласился взять эту запись в качестве дружеской услуги. Эдди вообще проявлял участие к Джонни, особенно когда у того пошла черная полоса.

Нино Валенти сидел за роялем и бездумно перебирал клавиши, потягивая бурбон из огромного бокала. Джонни не обращал на это внимания. Он знал, что Нино и в трезвом, и в пьяном виде поет одинаково, к тому же для сегодняшней записи особой музыкальности не требовалось.

Эдди Нилз подготовил специальные аранжировки кое-каких старых итальянских и сицилийских песен, а также переработал «певческую дуэль», которую Нино с Джонни исполняли на свадьбе Конни Корлеоне. Фонтейн задумал запись в качестве рождественского подарка обожавшему эти песни дону. Кроме того, чутье подсказывало, что у пластинки будут хорошие продажи – не миллионные, но все же. Еще это было способом помочь Нино, ведь именно этого дон наверняка хотел в обмен на свою услугу. Нино, в конце концов, тоже его крестник.

Джонни отложил блокнот на складной стул, встал и подошел к роялю.

– Эй, земляк…

Нино поднял глаза и изобразил улыбку. Вид у него был напряженно-болезненный. Джонни промял ему плечи.

– Расслабься, приятель. Хорошо справишься сегодня, и я тебя сведу с самой известной сучкой во всем Голливуде.

Нино глотнул виски:

– И кто это? Лесси[24]?

– Нет, – засмеялся Джонни, – Дианна Данн. Качество гарантирую.

Нино был впечатлен, однако не удержался и по-шутовски спросил:

– А может, все-таки Лесси?

Оркестр заиграл первую песню в попурри. Эдди Нилз хотел сначала прогнать все аранжировки, а уже потом перейти к записи. Джонни Фонтейн внимательно вслушивался, про себя отмечая, как будет исполнять каждую фразу и в каком ключе брать каждую песню. Он знал, что голоса ему надолго не хватит, но петь в основном будет Нино, а сам Джонни выступит на подпевке. Кроме «дуэльной» песни, конечно. Для нее нужно поберечь силы.

Джонни поставил Нино на ноги и подвел к микрофону. Начало песни Нино запорол, потом снова, и понемногу краснел от стыда.

– Хочешь заработать сверхурочные? – подначивал его Джонни.

– Без мандолины все как-то не так, – сказал Нино.

Джонни на мгновение задумался.

– Ну, возьми тогда в руку бокал.

Вроде сработало. Хотя между куплетами Нино прикладывался к бурбону, запись пошла бодрее. Джонни пел не напрягаясь, лишь добавляя вариации к основной мелодии, которую вел Нино. Эмоционального удовлетворения такое пение не приносило, зато Джонни сумел поразиться своей технике. Все-таки десять лет профессиональных выступлений не пропали даром.

Когда дошло до заключительного дуэта, Джонни дал своему вокалу волю, и к концу связки уже болели. Музыканты были в ударе, что большая редкость для столь прожженных ветеранов. Они не жалели инструментов и топали ногами, изображая аплодисменты. Барабанщик в заключение выдал триумфальную дробь.

Со всеми остановками, повторами и обсуждениями работа заняла добрых четыре часа. В конце Эдди Нилз подошел к Джонни и шепнул:

– Хорошо звучал, сынок. У меня есть новая песня специально под тебя. Думаю, ты справишься.

– Не льсти мне, Эдди, – Фонтейн покачал головой. – Через пару часов я не то что петь, говорить не смогу. Как думаешь, много из сегодняшнего придется дорабатывать?

Эдди задумался.

– Пусть Нино завтра приедет на студию; у него есть ошибки. Хотя я ожидал гораздо худшего. А твою партию, если мне что-то не понравится, звукооператор вытянет. Договорились?

– Договорились. Когда можно будет прослушать сведенную запись?

– Завтра вечером. У тебя?

– Да, – Джонни кивнул. – Спасибо, Эдди, и до завтра.