Раздел добычи дал повод ко всякого рода ссорам, и алчность сеяла смуты и раздоры среди крестоносцев. Робер де Клари первым изливал жалобы на «больших людей», которые без стыда присвоили себе три четверти добычи: «Те самые, кто должен был хранить добро, тащили золотые драгоценности и прочее, что хотели… всякий богатый человек брал золотые вещи, шелка и уносил то, что нравилось… и чего не давали простым воинам, ни бедным рыцарям, ни сержантам, помогавшим в завоевании…»
Он говорит это по опыту, ибо в другом месте он приводит рассказ о своем брате Альоме, который блестяще проявил себя как воин, одним из первых ворвавшись в город, но при разделе добычи был обделен под тем предлогом, что он не рыцарь, а клирик и не имеет права на добычу.
В конечном счете, как понял это Виллардуэн, завоевание Константинополя было тем событием, какое можно объяснить, но не оправдать. Но оно имело и благие последствия, по крайней мере, с материальной точки зрения. Без особых затруднений франки обосновались в Греции, и через несколько лет после завоевания Виллардуэн констатировал, что земли между Константинополем и Салониками столь умиротворены, что дороги безопасны, и «по ним может проехать всякий, кто хочет», хотя от одного города до другого добрых двенадцать дней пути.
Жан Лоньон прекрасно описал положение на полуострове франкского рыцарства, жизнь которого, в общем, была легкой, поскольку оно сошлось с греческим населением так, как никогда впоследствии с ним не сходились другие завоеватели, ни каталонские наемники, ни свирепые турки. Для византийских чиновников греческие провинции были местом тоскливой ссылки, и они мечтали жить в «Городе», поэтому жизнь этих провинций на какое-то время оживилась благодаря блестящим франкским баронам, которые с удовольствием жили на этих своих землях. Но с этого времени углубился раскол между греческой церковью и римской, а папские планы крестового похода были скомпрометированы. Вследствие взятия Константинополя рыцари, отвращаясь от Святой Земли, стали распылять свои силы, привлекаемые более богатыми и плодородными землями Византийской империи. Религиозный порыв уступил место алчности, о чем то и дело возвещал Виллардуэн: «Тогда начали делить земли. Венецианцы получили свою часть, а остальное досталось армии паломников. И когда уже договорились о выделенных каждому землях, мирская алчность, причиняющая так много зла, не оставила их в покое, и начали они творить зло в своих землях, одни больше, другие меньше, за что греки затаили злобу и прониклись ненавистью к ним».
На пути к Святой Земле Византийская империя всегда была для крестоносцев камнем преткновения, и он теперь был убран. Но являются ли легкие решения лучшими? Взятие Константинополя, неожиданно обогатившее баронов и повлекшее за собой утрату крестоносного духа, доказывает обратное.
III. Искушение Египтом
Можно, пожалуй, подумать, что существование франкской Сирии, мелкого королевства, зажатого необъятными мусульманскими территориями, простиравшимися от Ирана до Марокко и от берегов Каспия до побережья Атлантики, протекало в беспрестанных сражениях. Однако, как заметил Жан Ришар, примерно за сто лет (1192–1291) королевство Сирии имело восемьдесят лет мира42
. Дело в том, что вскоре после завоевания франки поняли, что могут в своих интересах заключать союзы с мусульманами, поскольку при своих огромных размерах мусульманский мир был далек от монолитности. На протяжении всей истории Иерусалимского королевства «местные» франки, родившиеся или обосновавшиеся в этой стране, не сходились с вновь прибывшими крестоносцами, прежде всего, в том, что они усвоили практику переговоров с мусульманами, из которых они умели и могли делать союзников против остального мусульманского мира. Они научились проникать в щели мусульманского мира, что было непонятно для других; поэтому крестовый поход Людовика VII опрометчиво вылился в атаку города Дамаска с которым первые крестоносцы давно уже, напротив, хорошо ладили.Но следует сказать, что «местные» сами вскоре поняли что имеют дело с постоянно возобновляемой работой поскольку в мусульманском мире союзы мало надежны, и вчерашние друзья завтра становятся врагами, к тому же постоянно угрожали внутренние волнения