Крестоносцы социализма

В Саратове тогда уже зарождались конспиративные ячейки рабочих, и слово Плеханова, блестящего пропагандиста и агитатора, встречало у них живой отклик. По свидетельству Аптекмана, Плеханов агитировал среди саратовских рабочих «очень удачно; рабочие были прямо в восхищении от него, высоко ценили, гордились им»[807]. Сам Плеханов, однако, рвался в деревню. С разрешения центра он уехал в Аткарск и там подал в училищный совет прошение назначить его учителем в одно из сел уезда, но получил отказ.

Александр Михайлов, не довольствуясь заботами центра, колесил по губернии. Он отыскивал места для поселений, заводил связи с крестьянами, а к осени 1877 г. поселился у раскольников в с. Синенькие Саратовского уезда, вошел в их среду (что стоило колоссального труда, ибо, по словам самого Михайлова, «для интеллигентного человека это значит исполнять 10.000 китайских церемоний и притом исполнять естественно»[808]

) и повел среди них революционную пропаганду, пока не убедился, что «ничего у них нет, кроме всеобщего перепуга перед воображаемым ими скорым страшным судом»[809].

Общее число работников саратовского поселения «Земли и воли» превысило тогда 20 человек. Поселение действовало до осени 1877 г. меньше восьми месяцев. В октябре 1877 г. местная полиция, слывшая чуть ли не самой зоркой на периферии, выследила членов центра и разгромила их «штаб-квартиру». Михайлов и Аптекман успели скрыться, Плеханов был арестован в числе хозяев и «гостей» квартиры, но уже из-под ареста сумел вырваться на свободу и уехать в Петербург. Гибель центра повлекла за собой распад всего поселения, которое оказалось в положении войска без штаба. Той же осенью почти все землевольцы разъехались из саратовских деревень.

Саратовское поселение 1877 г. было первым, но не единственным. Землевольцы продолжали считать Саратовскую губернию одной из самых перспективных для агитации среди крестьян. Поэтому с весны 1878 г. в Саратове организуется центр нового землевольческого поселения, которое просуществовало до мая 1879 г., т.е. почти до конца «Земли и воли».

На этот раз в Саратов приехали В.Н. Фигнер, Н.А. Морозов (вскоре вернувшийся в Петербург), Ю.Н. Богданович, А.И. Иванчин-Писарев, А.К. Соловьев, Н.А. Армфельд и сестра Веры Фигнер Евгения. Кроме них в саратовских деревнях уже «оседло» действовали тогда еще 8 – 10 землевольцев. Всего таким образом второе саратовское поселение насчитывало не менее 16 агитаторов[810]

.

С помощью нотариуса В.С. Праотцева, который имел обширнейшие связи по всей губернии, вплоть до близкого знакомства с начальником ГЖУ, Богданович, Иванчин-Писарев и Соловьев устроились писарями в селах Вольского уезда[811], а сестры Фигнер – фельдшерицами в Петровском уезде (с. Вязьмино). Для саратовской деревни 1870-х годов приезд из столицы интеллигентных барышень в качестве фельдшериц был диковинкой. Вера Фигнер вспоминала, что мужики гурьбой шли к попам за разъяснением, для всех ли приставлены «лекарки» или только «для баб». После разъяснения к фельдшерицам хлынули и больные и здоровые, желая не только полечиться, но и поглазеть на новых людей, добровольно приехавших «аж из самого Питера» в такую несусветную глушь. «Бедный народ, – читаем у В.Н. Фигнер, – стекался ко мне, как к чудотворной иконе, целыми десятками и сотнями. Около фельдшерского домика стоял с утра до позднего вечера целый обоз»[812]

.

В первый же месяц работы сестры Фигнер приняли 800 больных, а за 10 месяцев – 5 тыс. Не только врачебная помощь, но и чуткое, сердечное отношение к простым людям со стороны барышень-фельдшериц, отношение, которого прежде крестьяне не знали, снискало сестрам широчайшую популярность среди крестьян. «Скоро моя слава, – вспоминала В.Н. Фигнер, – перешла за пределы трех волостей, которыми я заведовала, а потом и за пределы уезда». Еще более популярными сестры Фигнер стали после того как им удалось открыть школу, и Евгения Николаевна взялась бесплатно учить крестьянских детей. Крестьяне отзывались о Евгении Николаевне не иначе, как «наша золотая учительша» (впрочем, Веру Николаевну звали даже «богородицей»).

Доверие и признательность крестьян, естественно, облегчали сестрам Фигнер революционную пропаганду. Сестры использовали для этого и приемы больных, и уроки в школе, и, в особенности, беседы и чтения в крестьянских дворах.