Крестоносцы социализма

Однако местные власти, боясь растущего влияния пропагандисток, чинили им всяческие препятствия в их благотворительности и, наконец, заподозрив «крамолу», стали бдительно следить за ними. В Саратов полетели доносы, что Евгения Фигнер внушает ученикам: «Бога нет, а царя не надо», и что обе сестры «ходят из избы в избу и читают прокламации»[813]. Вести пропаганду становилось все труднее. В таком же положении оказывались и другие землевольцы. Джордж Кеннан, изучавший тогда Россию, свидетельствовал, что народников, которые устраивались, например, писарями, «скоро арестовывали, заключая об их революционности по тому, что они не пьянствовали и не брали взяток»[814] (сразу было видно, что писари – не настоящие). Богданович, Иванчин-Писарев и Соловьев вынуждены были, спасаясь от ареста, уже в конце 1878 г. уехать из Саратовской губернии.

После того как Соловьев совершил 2 апреля 1879 г. в Петербурге покушение на царя и выяснилось на следствии, что он до приезда в столицу вел революционную пропаганду на саратовщине, землевольцы уже не могли более оставаться в саратовских деревнях и, один за другим, разъехались оттуда. Последней скрылась из с. Вязьмино Вера Фигнер – 20 апреля 1879 г., за день до того, как жандармы явились арестовать ее.

Мне еще придется часто называть имя Веры Николаевны Фигнер, но не будет повода говорить о ней так подробно, как теперь. Поэтому здесь уместнее всего – несколько штрихов к ее портрету. Как личность она отличалась всеми достоинствами, о которых каждый революционер и каждая женщина могут только мечтать. Умница и красавица, слывшая «мадонной» и даже «Венерой» русской революции[815], высший авторитет в партии после гибели Желябова и Перовской, «мать-командирша» как называли ее (не достигшую и 30-ти лет!) товарищи по делу, Вера Фигнер производила на всех, кто с ней сталкивался, неотразимое впечатление. Писатель В.В. Вересаев так вспоминал о первом знакомстве с нею: «<…> ей было за 60 лет, но и теперь она поражала сдержанно-гордой, властной красотой и каким-то прирожденным изяществом. Что же было, когда она была молода!»[816]

.

У этой сильной и властной натуры была одна чисто женская слабость, за которую друзья прозвали ее «Топни-Ножкой». Вересаев, узнав об этом, был поражен, так не ладилось с величественным и строгим обликом Фигнер столь легкомысленное прозвище. Вот что написал он об этом Максиму Горькому: «Истинно-соколиная душа, одна из самых трагических фигур русской революции (что она должна была пережить после 1 марта до своего ареста, когда весь мир изумлялся могуществу Исполнительного комитета, а весь Исполнительный комитет была она одна! И ничего уже не могла сделать!) и извольте видеть – „Топни-Ножкой!“»[817].

Жители с. Вязьмино хранят благодарную память о Вере Фигнер из поколения в поколение, сохранили поныне и дом, где она жила. В 1974 г. на этом доме была открыта мемориальная доска.

Одновременно с двумя саратовскими поселениями и однотипно с ними действовали другие (все – меньшие по масштабам) поселения землевольцев. Сравнительно крупными были Самарское, Нижегородское, Царицынское, Астраханское, Тамбовское, Воронежское, Торопецкое в Псковской губернии; малолюдными и менее действенными (вопреки ожиданиям самих народников) – поселения на Дону, на Кубани и на Урале. Впрочем, и в малых и в крупных поселениях землевольцы чувствовали себя «небольшим авангардом, не имеющим за собой армии»[818]. Силы «поселенцев» были незначительны, а репрессии со стороны властей стесняли и пресекали деятельность даже этих немногих сил. К тому же трудно было приноровиться к различиям в интеллектуальном уровне крестьян. Сами народники озадаченно констатировали, что «в одном, например, селе было несколько таких крестьян, которые читали, с претензией понять, такие туманные сочинения, как Милля, Спенсера, Смита и т.п.», но «были и такие села, где ни одного грамотного»[819]. В результате, поселения рушились одно за другим, и нигде землевольцы не добивались большего, чем расположение

крестьян к ним самим и внимание к их беседам, без революционного настроя. Фактически 1878 год стал последним годом землевольческих поселений. «Они еще жили, эти поселения, – вспоминал О.В. Аптекман о 1879 годе, – но ангел смерти уже витал над ними». Землевольцы постепенно разочаровываются в деревенских поселениях и тяготеют к новому пересмотру тактики, к изысканию более действенных способов борьбы. В связи с этим легко понять их отношение к т.н. Чигиринскому заговору 1877 г.

Дело в том, что группа народников, действовавших в 1876 – 1877 гг. на Украине и формально не входивших тогда в «Землю и волю», решила практически приступить к организации крестьянского восстания. Это был кружок «южных бунтарей»: В.К. Дебогорий-Мокриевич, Я.В. Стефанович, Л.Г. Дейч, М.Ф. Фроленко, А.М. Макаревич, В.И. Засулич и др., всего – до 25 человек.