Крестоносцы социализма

Порядок прохождения политических дел через военные суды был устрашающе прост. Любой генерал-губернатор мог предавать обвиняемых суду без предварительного следствия; военный прокурор был обязан изготовить обвинительный акт «в течение суток», а суд – начать разбирательство дела «немедленно и не позже как на следующий день»; приговор надлежало объявить в течение 24 часов от начала суда

[981].

Таким образом, главной чертой военно-судебного разбирательства оказывалась чисто воинская оперативность, неминуемо сопряженная здесь с крайней бесцеремонностью. Вся карательная политика царизма, включая судопроизводство, переводилась с нормального на чрезвычайный лад.

О том, как накалена была в 1879 г. обстановка в России, красноречиво свидетельствуют компетентные современники. «Вся Россия, можно сказать, объявлена в осадном положении», – записывает в дневник 3 декабря 1879 г. военный министр гр. Д.А. Милютин[982]. «Все мечутся в страхе», – вторит ему морской министр адм. И.А. Шестаков[983]. «Почва зыблется, зданию угрожает падение», – заключает председатель Комитета министров П.А. Валуев[984]

. Наследник престола, будущий Александр III, и тот признал на заседании Государственного совета, что в 1879 г. империя оказалась «в положении, почти невозможном»[985].

Действительно, режим «шести Аракчеевых» со всей очевидностью засвидетельствовал кризис самодержавия, подспудно нараставший с весны 1878 г. И в 1878, и в 1879 гг. налицо была, собственно, одна сторона кризиса – невиданный ранее шквал репрессий. Что же касается уступок, реформ, то эта, другая сторона всякого кризиса «верхов» пока исчерпывалась лишь конституционными толками и неофициальными проектами (К.Н. Посьета, Г.Г. Кириллова, Е.В. Богдановича), да разногласиями в действиях правительства, которые кн. Д.И. Святополк-Мирский определил как «административные прыжки в разные стороны»[986]. Иначе говоря, царизм в 1878 – 1879 гг. считал себя еще достаточно сильным и способным искоренить крамолу путем наращивания репрессий, не прибегая к реформам.

В такой ситуации «Земля и воля» оказалась перед выбором: либо самоликвидироваться по примеру «Земли и воли» 60-х годов, либо вступить в открытую политическую борьбу с правительством. К лету 1879 г. выбор был сделан. Еще не выйдя из недр «Земли и воли», инициаторы ее политического крыла в ответ на карательный шабаш военных генерал-губернаторов объявили: «Мы принимаем брошенную нам перчатку, мы не боимся борьбы и в конце концов взорвем правительство, сколько бы жертв ни погибло с нашей стороны»[987].

8.2. «Деревенщики» и «политики»

До конца 70-х годов революционные народники (землевольцы, в частности) почти все были анархистами. Правда, объективно борьба народников против существующего строя всегда, даже в зените аполитизма (1871 – 1874 гг.) имела политический характер, ибо отрицать «всякое вообще государство» в российских условиях значило отрицать именно «нынешнее полицейско-сословное государство», царский режим[988]. Больше того, народники 70-х годов, хотя и «считали всякого рода политические задачи не более как буржуазными выдумками, на деле все-таки занимались (и субъективно

. – Н.Т.) политической борьбой, потому что невозможно было не заниматься ею»[989]. Об этом говорят многочисленные прокламации тех лет с обличением «безграничного произвола царя» и всего «царского да боярского отродья»[990], пропаганда идей I Интернационала в рабочих кружках, знаменитая Казанская демонстрация 6 декабря 1876 г., демонстрации на похоронах П.Ф. Чернышева (1876 г.), Н.А. Некрасова (1877 г.), А.А. Подлевского (1878 г.), по случаю оправдания Веры Засулич и осуждения Ивана Ковальского (обе – в 1878 г.). Но борьба за политические свободы как самостоятельная задача в программах всех революционно-народнических организаций от Большого общества пропаганды до «Земли и воли» отрицалась.

Анархизм народников был естествен. Он коренился в самой идеологии народничества. Его питала вера народников в возможность для России миновать капиталистическую стадию развития, «выскочить из капитализма или перескочить через него»[991]. Гарантированным средством для такого скачка народники как идеологи крестьянства считали крестьянскую революцию. Отсюда – и «хождение в народ» 1873 – 1874 гг., и землевольческие поселения 1877 – 1878 гг. Ориентируясь на революцию не политическую, а социальную, народники направляли острие своей революционности как бы мимо правительства. Неудача всех форм пропаганды и агитации среди крестьян вызвала кризис народнической идеологии, отход большинства народников от анархизма.