Крестоносцы социализма

Кроме того, кружки чернопередельцев были созданы в Москве[1068], Киеве, Одессе, Харькове, Минске, Казани, Самаре, Саратове, Ростове, Курске, Перми. Все они взаимодействовали на основе федерализма при полном равноправии и автономии каждого кружка. Всего «Черный передел» насчитывал несколько сот участников.

По некоторым данным, чернопередельцы обсуждали проект устава своей организации, причем Ковальская и Дейч решительно возражали «против всего, что напоминало централизм». Мнения разделились. В результате, устав не был принят[1069]

.

Центральным органом «Черного передела» стал журнал под тем же названием: «Черный передел». В первоначальный состав редакции вошли Плеханов, Аксельрод, Стефанович, Дейч и Аптекман. Возглавлял редакцию Плеханов. Он был «главным, если не сказать правильно, фактически единственным редактором»[1070]. Журнал выходил с января 1880 по декабрь 1881 г. (всего вышло 5 номеров). Одновременно, с декабря 1880 по ноябрь 1881 г. чернопередельцы издали 6 номеров нелегальной газеты для рабочих под названием «Зерно». Редактировали ее сначала Плеханов и Аксельрод, а после их эмиграции – Буланов.

Программа «Черного передела» (автором которой был Плеханов при участии Аксельрода, Засулич, Дейча и Стефановича) покоилась на тех же основах, что и программа «Земли и воли». В частности, чернопередельцы восприняли от землеволъцев их рациональную идею: «Освобождение народа должно быть делом самого народа»[1071]

. Конечно, под народом здесь традиционно-народнически разумелись крестьяне: «гордиев узел современной безурядицы будет разрублен топором крестьянина»[1072]. Важнейшая задача формулировалась так: «аграрная революция», земельный передел, т.е. «отобрание земли у высших сословий и передача ее в руки земледельцев»[1073]

. Поэтому «Черный передел» выступил за «сосредоточение главных сил общества в деревне с целью агитации на почве земельного передела», а «необходимым дополнением» к этому объявил «пропагандистскую, агитационную и организаторскую деятельность в среде промышленных рабочих». При этом, однако, в программе «Черного передела» признавалась и «необходимость т.н. террора политического», но лишь как вспомогательного средства.

Вообще, специфически-народнический аполитизм чернопередельцев не был таким последовательным, как у землевольцев. Взгляд «Черного передела» на политическую борьбу эволюционировал[1074] от условного ее допущения к безоговорочному признанию, хотя и в подсобном качестве. В № 3 «Черного передела» (январь 1881 г.) Плеханов заявил, что «требование политической свободы войдет как составная часть в общую сумму ближайших требований» революционного подполья, а в письме к П.Л. Лаврову от 31 октября т.г. выразился еще энергичнее: «История хватает за шиворот и толкает на путь политической борьбы даже тех, кто еще недавно был принципиальным противником»[1075]

.

Практическая деятельность чернопередельцев, согласно их программе, должна была развиваться преимущественно в деревне. Но к тому времени, когда «Земля и воля» раскололась, почти все землевольцы, удрученные пассивностью крестьянства, ушли из деревни. О.В. Аптекман с грустью констатировал, что «деревня, очевидно, опротивела им хуже самого правительства». Землевольческие поселения распались. Поэтому чернопередельцам пришлось начинать все заново: подбирать людей, создавать новые поселения, налаживать в них работу. Они принялись было за это с подъемом и… почти сразу опустили руки: людей, желающих работать в деревне, попросту не оказывалось. Это «безлюдье», вспоминал Аптекман, «подрезало тот народнический сук, на котором мы сидели до сих пор. Деревня ушла от нас и, по-видимому, бесповоротно и надолго»[1076].

Вот почему чернопередельцы («деревенщики» до мозга костей!) вынуждены были сосредоточить всю свою практическую деятельность в городах. Они заводили связи, в первую очередь, со студентами петербургских вузов, пытаясь увлечь их идеей нового «хождения в народ». Однако молодежь не проявляла к этой идее большого интереса. Ее увлекала чреватая опасностью романтика борьбы с правительством. «Конечно, – свидетельствовал Аптекман, – были в Петербурге и у нас сторонники, но их можно было счесть, самое большее, десятками, а к народовольцам шли непрерывно целые толпы молодежи»[1077]. То же самое происходило в Москве и на периферии: в Киеве, Одессе, Харькове… Землеволец Э.А. Серебряков в разговоре с Плехановым так определил тогда настроение харьковской молодежи: «Теоретически вы правы, но психика у молодежи теперь иная; она, молодежь, не пойдет за вами, в деревню ее калачом не заманишь»[1078].