Кричи громче

Возможно, вообще не в том направлении двигаюсь. Что, если это не дата рождения? Тогда что может быть важнее для этого психа? Он, мать его, мог просто прикола ради брякнуть это и сгинуть в ад. Вполне вероятно, что этот код никакой смысловой нагрузки не несет.

Может, двадцать третье?

2305 – красный!

2205 – красный!

2505 – красный!

2605 – красный!

2705… Охваченный бушующими во мне эмоциями, не сразу соображаю, что система принимает код. Запоздало улавливаю, когда табло загорается зеленым.

Дождавшись раскодирования двери, со всех ног несусь путями знакомой темноты.

– Маруся… – зову поддернутым хрипом. – Я пришел. Святоша? Маруся!

Она не отзывается, и это пугает меня до усрачки. Мечусь по помещению, осознавая, что должен прислушаться. Учитывая забивающий слух пульс, не сразу это удается. Но вот… Со стороны стены доносятся какие-то слабые звуки.

– Нет… Нет…

Времени совсем мало. Никаких шансов на необходимые сантименты. Обхватываю Титошу руками и резко подрываю вверх.

И тогда… она кричит. Севшим, будто не своим голосом полосует мне тело и душу.

Нет возможности должным образом ее успокоить. Поэтому я просто двигаюсь под этот жуткий аккомпанемент на выход. Не чуя усталости, взлетаю вместе с ней наверх по лестнице. Лишь там, в ярких клубах света, опускаю на ноги. Обхватывая ладонями лицо, пытаюсь обратить на себя внимание.

Крика больше нет, его заменяют стонущие всхлипывания.

– Это я, Маруся. Я вернулся за тобой. Посмотри ты на меня! Соберись, черт возьми! Святоша, мать твою… Маруся… – все это с надрывом скороговоркой выпаливаю. – Ты мне нужна!

И она, наконец, реагирует. Часто моргает, пока в глазах не появляется ясность.

– Ты… Ярик… Ярик… Жив… Кровь… – касаясь меня дрожащими руками, еще что-то сказать пытается.

Перевожу взгляд на находящийся над ее головой экран. С замиранием в сердце вижу, что осталось немногим больше минуты.

– Потом. Нужно идти.

Сжимая ее ладонь, тяну к выходу из дома. С дикой пульсацией в пустующем желудке неосознанно бормочу какую-то ерунду и прокручиваю ручку. Когда та легко поддается, с бурным вздохом облегчения отворяю настежь дверь.

В лицо прилетает порыв холодного ветра. Однако если бы у меня была возможность, сказал бы, что это лучшее, что я когда-либо ощущал.

Настолько все странно, что сложно поверить. Двигаться приходится исключительно на инстинктах.

– Сюда. Скорее! Бежим, Маруся. К бассейну, – поторапливаю. Она не сразу реагирует, приходится с хрипом заорать: – Беги!

Босыми ногами выбиваем по сырой земле гулкую дробь.

– Задерживай дыхание. Прыгаем, – команды, на которые у меня хватает времени и сил.

Затяжной полет, во время которого сердце ухает и совершает болезненный кульбит. Уходим под ледяную толщу за считанные секунды до взрыва. Слышу, как он гремит над нами, выбрасывая в пространство раскаленный воздух. Давая ему схлынуть, какое-то время удерживаю Титову под водой. Скорее всего, дольше необходимого, пока она не начинает серьезно отбиваться.

Выныривая, оборачиваемся к пылающей бетонной коробке. Без какого-либо обсуждения произошедшего трепыхаемся с Марусей в воде и смотрим на то, как жадно трудятся языки пламени. Формально – это конец безумия, которое происходило с нами на протяжении месяца. Но в действительности они не способны добраться непосредственно до того чертового места, где нам сносило башни.

Слишком быстро добавляется шум с улицы. Гражданские, скорая, полицейские – машина за машиной тормозят перед подъездной дорожкой. Они не по вызову. Не успели бы…

Нас нашли?

Что ж, почти вовремя.

Пока помогаю Машке выбраться из воды, скрипит калитка. Мы одновременно оборачиваемся и замираем при виде вбегающего во двор папы Тита.

Машка издает какой-то разорванный звук, взмахивает руками, резко ударяется в плач и, наконец, кое-как справившись с эмоциями, с раненым воплем бросается к отцу. А меня с опозданием накрывает полновесное осознание произошедшего. Едва не отъезжаю психически.

Машинально оглядываюсь на дом. Слепо всматриваюсь в раздражающую зрение яркость.

А что дальше?

Ведь, кажется, все без страховки отдал. Ресурсов не осталось.

Глава 48

Ярослав

Прохожу за родителями в кухню. Когда они оборачиваются, неосознанно отгораживаюсь, скрещивая на груди руки.

– Как ты до этого бункера додумался? Ты вообще думал? Ярослав! А если бы… – голос мамы срывается. – Ты хоть представляешь, что мы пережили? А если бы… Если бы вы, господи боже мой, не вернулись? – боится даже озвучить самое страшное.

Мы только приехали из больницы, где, помимо всевозможных медицинских тестов, успели дать показания следователю. Раздельно. Нас с Машкой сразу же развели в противоположные стороны. На разных «скорых» увезли. В медицинском центре видел ее только издали, когда нас сопровождали по коридору на МРТ. Обернулся, она тоже обернулась. Необъяснимый обмен взглядами между нами произошел.

«Чтобы здесь ни произошло, никто об этом не узнает. Никто и никогда».

Озноб по телу. И потом еще на томографии единственная отличительная пометка «нарушение сердечного ритма».