Крик

Обида и страх сдавливали меня как обручем. Страх оказаться опять в нищете, считать копейки, отказывать во всем и себе и Степке. Унижаться по поводу устройства на работу. Все это мгновенно пронеслось у меня в сознании и придавило к креслу. Я перестала слышать Дятла. И тупо покачивалась в кресле, стараясь не смотреть на него. Дятлов вдруг замолк, и молча смотрел на меня. Ко мне он почему-то больше не подходил. Наконец я встала и пошла к двери кабинета. И слышу вслед:

– Ты подумай. Сколько хочешь, столько и думай. Работай по-прежнему, ничего не бойся. Ты подумай.

Я не оборачиваясь вышла из кабинета.

2

По дороге домой я соображала, сколько времени я смогу продержаться на те деньги, что мне удалось отложить за эти месяцы. Пожалуй, полгода продержусь. А там может быть повезет с работой. Вдруг вспомнила про эту дурацкую присказку, про сыр и мышеловку. И даже стало как-то легче. Завтра же не пойду в офис. Но потом вспомнила, что Дятел сказал, что не будет меня торопить. Ну и решила, что не буду уходить сама, сколько пробуду, столько и пробуду. Все какие-то деньги. Так я и сделала. Месяц прошел и меня никто не беспокоил. У меня даже стала появляться надежда, что все образуется. Ну, как-то рассосется. Вроде бы все по-прежнему. Помощники и секретари в ЦБК учтивы, улыбчивы; контрагенты по контрактам и договорам, с которыми иногда приходилось сталкиваться, сама любезность. Все идет хорошо и надежно. И тут впервые стали мелькать эти предательские мыслишки, что и дальше может быть так же, может даже лучше, если плюнуть на все и согласиться. У меня даже стали появляться такие мысли: «Мне же все равно нужен какой никакой мужик, а тут даже сразу три». И смешно и грустно. И никто не узнает. Вот это при остальных условиях, было самое главное и успокоительное – никто ничего не узнает. И Степка веселый и хорошенький как картинка, и отец ворчащий, но довольный и спокойный. Мысли мыслями, но пойти к Дятлу и заявить, что я согласна – да ни за что.

И вот однажды подхожу я к нашему дому и вижу – стоит БМВ. Из него выходит Дятел. Ни слова не говоря открывает передо мной переднюю дверцу. Я молча сажусь. Он огибает автомашину и садится за руль. И сидим, молчим. Думаю, он гад понял, что мне не хочется отказываться. А сказать: «согласна» – язык не поворачивается.

Сидели так молча, сидели, и первым начал он:

– Вот ты, наверное, считаешь меня сволочью. Раз я предлагаю тебе такую гнусность. Молчи, молчи, знаю, что считаешь. Скажу тебе, как на допросе в НКВД. Я и сам себя так оцениваю. Может еще даже круче, потому что я в этой жизни кое-что повидал и, бывало, делал хорошее кое-что. Случалось, ради спасения человеческих жизней и своей жизнью рисковал и ранен был дважды. Я ведь в конторе с юных лет. И в Афгане был, и в горячих точках. Правда, в Чечне не был. Уже занимался безопасностью компании. Искренне так говорю. Ты не думай. Я прежде чем это сделал, всю твою жизнь пересмотрел. И даже твои ссоры с мужем выяснял. Знаю, что ты винишь себя. А я так подумал, в чем твоя вина? Ты, как обыкновенная нормальная женщина, просила мужа обеспечить тебя и сына. Все. Обыкновенное человеческое требование к тому, кто взял на себя обязанность быть главой семьи. Ну а он растерялся. В наших условиях многие растерялись. Вот он и сиганул с крыши. Я думаю, что он сделал это из гордости. Осудил и себя и окружающий мир. Ведь он гордо вошел в жизнь. Я знаю, как чувствуют себя ребята, которые поступили в престижные вузы и закончили их. Интеллектуальная элита страны, а их мордой об стол. Полное равнодушие, никому не нужны. И вдруг он не в состоянии заработать на жизнь своему ребенку и любимой жене. А он тебя любил. Но опуститься до торговли тряпками – мотаться в Турцию, Китай – гордость не позволяла. Как же, мы ребята из физтеха, нам все это не помеха. А вот если бы не любил, просто сбежал бы. Одному легче. Пересидел бы лихие годы, глядишь и выжил бы, но тут любовь, сын, а ты ничего для них не можешь сделать. Вот и не выдержал. Я знаю у меня сын такого же воспитания и такого же возраста. Так что не кори себя. Не кори.

– Легко сказать, – думала я. – Не кори. А если вся натура только этим и занята? Но я молчала, а он и не ожидал ответа.

– Вот, ты библию не читала, – продолжал он. – Вижу, что не читала. А про Марию Магдалину слышала? Вижу, что слышала.

Я вспомнила картину, которую я видела в какой-то репродукции, помню ее поднятое лицо в слезах. У нее еще нос покраснел от слез. И губы такие сочные.