Крик ворона

Осьмиглазов из горисполкома въехал в соседнюю квартиру в октябре, уже после Таниного отъезда. Естественно, не один, а с семьей — толстой и раздражительной женой Надеждой Назаровной и еще более толстой, нескладной дочерью Марьяной, вечной студенткой лет двадцати пяти. Должно быть приметив холостое положение соседа, эта самая Марьяна зачастила к Черновым — то стакан муки попросит, то спички, то разобраться с барахлящим бра, то принесет какого-нибудь печива. Павел не знал, куда деваться от общительной соседки с томным взглядом заплывших глазок.

Он неохотно вышел в прихожую, споткнулся о выскочившего Беломора, сказал нарочито громко: «Кого это черти носят!», крутанул замок и открыл дверь.

Мимо остолбеневшего Павла, отчаянно вертя хвостом, пролетел Беломор, острым звериным чутьем гораздо быстрее человека постигший, что эта дама в пышной пестрой шубе и с большой красной сумкой через плечо — хозяйка, главное и любимое существо.

— Ну, хватит, зайчик, хватит, — сказала Таня, отстраняя Беломора, силящегося припасть передними лапами к ее груди, и обратилась к Павлу: — Это меня черти принесли.

— Ты... это... — пробормотал Павел и сжал Таню в объятиях, утопая пальцами в мягком меху.

А через прихожую уже неслась Нюточка, звонко вереща: «Мама! Мамочка!» — и, тесня Павла с Беломором, ловко, как мартышка, вскарабкалась Тане на шею.

Следом из гостиной вышел Дмитрий Дормидонтович, поглядел на образовавшуюся в дверях кучу-малу, кашлянул и сказал:

— Вы бы, может, дали матери в дом-то зайти? Павел подхватил черный чемодан, стоящий у Таниных ног, и понес в прихожую. Нюточка вцепилась Тане в руку и стала тащить ее в дверь, словно боясь, что мама прямо сейчас снова исчезнет.

— Ишь какая модная стала, — заметил Дмитрий Дормидонтович, помогая Тане снять сначала сумку с плеча, потом шубу. — Тулупчиком богатым обзавелась.

— Норка, — сказала Таня. — Только не изцельных шкурок, а из лобиков — сама не знаю, что это такое. Греки шьют и в Париже по дешевке продают. На наши деньги рублей сто двадцать выходит.

— Поди ж ты. А такая шикарная вещь.

— Да что вы о шубах каких-то? — вмешался Павел. — Ты откуда?

— Я из Москвы, — ответила Таня, расстегивая молнию на высоких сапогах с меховой опушкой. — У меня был билет на «Стрелу», но не утерпела и рванула на самолете.

— Что ж не предупредила, что приезжаешь? Мы бы встретили.

— Да как-то неожиданно все получилось. Мы после Нового года почти не снимали, ждали, пока Бродяны отремонтируют — там был сельсовет. Ну, и выяснилось, что ремонт затягивается до весны. А нам остались только сцены в замке и летняя натура. Ну, Иржи всех в отпуск и отправил... Я хотела из Москвы позвонить, но потом решила, пусть лучше сюрприз вам будет. Рады?

— А то ты не видишь... Господи, как мы скучали по тебе! — воскликнул Павел и снова кинулся к Тане. Она мягко отстранила его.

— Погоди. Где мои тапочки?

Нюточка проворно нырнула между ног Павла, закопалась в глубокой полке для обуви и выпрямилась, с торжествующим видом держа в руках Танины тапки. Таня наклонилась и поцеловала девочку.

— И ты скучала? — спросила она.

— Ой, скучала, скучала! — запричитала Нюточка. — А крокодильчика привезла?

— Крокодильчик в чемодан не поместился, — сказала Таня, посмотрела на моментально погрустневшее личико Нюточки и добавила: — Но подарочек тебе прислал.

— Что ли сам? — недоверчиво спросила Нюточка.

— Сам. Со своим портретом.

— Где?

— Тадзимырк! — вмешался Павел якобы строго.-Не терзай маму! Она с дороги, устала...

— Еще как! — с благодарностью подтвердила Таня. — Об одном мечтаю — забраться с ногами на наш большой диван и на вас смотреть, а вы бы вокруг меня на цырлах бегали, чай подносили... Только я сначала пойду сполоснусь. Халатик мой найди, а? — обратилась она к Павлу. — У меня там в сумке кой-какие вкусности достань...

— Я достану, — моментально вызвалась Нюточка.

Через полчаса взрослые сидели за столом и допивали по третьей чашке, заедая чай Таниными вкусностями. Нюточка в новеньком спортивном костюмчике от Лякоста — не обманул крокодильчик и вправду прислал подарок со своим портретом — устроилась на ковре под елкой и нянчила привезенную Таней белокурую Барби в золотистом газовом платье. Таня поначалу лишь отвечала на вопросы, коротко и не очень охотно, но постепенно разошлась и рассказывала, увлеченно, с юмором, о своем волшебном приключении: о съемках и их участниках, со многими из которых она успела за эти четыре месяца сдружиться, о Словакии и Чехии, о Вене, Париже и замках Луары — в одном из этих замков, «не сумев арендовать Версаль», Биляк снимал самые роскошные интерьерные сцены.

— Честно говоря, все это можно было ничуть не хуже снять и в самой Чехословакии, — говорила Таня. — Там есть прямо-таки сказочные дворцы, особенно в Праге. Но Иржи мужичок ушлый. Спасибо ему — и мир посмотрела, и валюты подзаработала.

Павел с некоторым страхом посмотрел на нее.

— Ты что, сюда привезла?

— Не все, но привезла.

— А разрешение у тебя есть? У нас с этим знаешь как строго! Особенно сейчас. За валюту и посадить могут.