Криминальная игра

Залов в музее было много. В одном из них, где когда-то находилась одна из украденных картин, Николай Игнатьевич увидел скамеечку с сидевшей на ней женщиной, решил также присесть и немного передохнуть. Соседка оказалась универсальным работником музея. Она выполняла обязанности и уборщицы, и дежурной, и смотрительницы. И еще, как оказалось, была любительницей поговорить, в особенности что-то рассказать. Это была энергичная с виду женщина лет шестидесяти. Руденко почувствовал это с первых минут, ощущая боковым зрением ее ерзание и периодическое поглядывание в его сторону. Ее частые повороты головы и короткие взгляды на соседа по скамейке выдавали ее желание не то пообщаться, не то высказаться. Казалось, что внутри этой женщины созрело и просится в пространство, накопленное годами невысказанное, недослушанное собеседниками. Это сжималось внутри, затем росло. Как надувание воздушного шарика, грозящего вот-вот лопнуть. И шарик лопнул:

– Украли! Дорогую картину! А помогал бандитам наш Мишка. Кравченко, – с осуждением и одновременно неосознанно, немного с гордостью в интонации, что НАШ, молвила уборщица.

Стоило Николаю Игнатьевичу повернуть голову в сторону женщины и хмыкнуть, как тут же он стал для нее доверительным слушателем. Казалось, только ему одному можно сообщить секретные сведения. Наклонившись к Руденко, почти в ухо женщина вполголоса произнесла:

– Я вам вот что скажу. Год назад из запасников исчезли две картины. Так это Мишка их умыкнул. Все говорили. А теперь всем будет ясно, не зря на него подумали.

Эти слова заинтересовали Руденко и он впервые обратился к женщине:

– А что за пропажа у вас случилась?

– Да всем известно, – снова наклонившись к собеседнику и перейдя на полушепот, сообщила женщина. – Мишка тогда работал охранником. И в его дежурство из запасников исчезли две картины. Одна такая смешная была.

При слове смешная уборщица заулыбалась.

– Заинтриговали. А чем картина смешная? – повеселел и Руденко.

– Там один немолодой мужик поскользнулся и падал, – захохотав, ответила собеседница.

Через миг женщина продолжала:

– Посадят. В тюрьме пусть поумнеет. Вон Степашин вернулся из тюрьмы – тихоня тихоней. А до этого гремел на всю Покровку.

Через короткую паузу, глядя на пустое место от картины, уборщица произнесла:

– Так хорошо висела!

…Когда выехали из Покровки, Николай Игнатьевич позвонил Никифорову и после обоюдного приветствия сообщил:

– Александр Петрович, свежая информация, но о прошлом. В музее год назад произошла еще одна пропажа картин. Возьмите на заметку.

– Беру. Спасибо, Николай Игнатьевич. Увидимся – сообщу новости. До встречи.

… Немного подумав, Никифоров набрал номер директора музея:

– Василий Семенович, добрый день! Извините за беспокойство, нужна от вас кое-какая информация. Вы не планируете в ближайшие дни поездку в город?

Услышав ответ, майор закончил:

– Вот и хорошо. Позвоните, пожалуйста, мне. Где-нибудь встретимся. Спасибо.

… Встретились через два дня и Петров рассказал следующее:

Да, действительно, год назад в октябре была обнаружена пропажа двух картин из запасника. В хорошо оборудованном подвале музея хранились картины не менее известных художников, чем в залах музея. Периодически они бывали востребованы – участвовали в передвижных выставках в различных регионах страны и даже иногда за рубежом.

Пропажу одной из них, картину известного художника Никольского «Гололедица», заметила уборщица. Потом выяснилось, что исчезла еще одна – «Раннее утро на пруду» художника Калашникова. В эти сутки дежурил Кравченко с напарником, причем ночью Кравченко был в музее один. Днем вынести картины из музея представлялось невозможным. Но так как не смогли выяснить, когда произошла кража, в эту ночь или ранее, участие Кравченко в похищении экспонатов музея осталось недоказанным. Кража осталась нераскрытой. Многие верили в невиновность охранника.

К сегодняшнему дню те события подзабыли. Надо было еще поработать с музейным водителем.

_________________________

Порывы ветра поднимали с земли последние, уже серо-желтые листья и уносили их от отчего дерева. Не встретив метлу дворника, они кружились по городу. Попадая под колесо машины или под ноги пешеходов, последние природные символы уходящего года постепенно превращались в пыль. Пыльца эта смешивалась с землей и становилась удобрением для новых побегов с новыми листьями. Жизнь продолжалась.

Так размышлял Никифоров, возвращаясь домой в этот глубоко осенний вечер. Авто не спеша скользило по мокрому асфальту освещенных улиц города, обгоняя задержавшихся и торопившихся домой горожан. Покоя для утомленного дневными делами мозга добавляла приятная музыка радио Relax. Из радиоприемника доносилась, наверное, самая успешная композиция Джона Леннона IMAGINE. Спешить домой не хотелось. Было желание сбросить весь накопленный за день негатив, освободиться от напряжения.