После Стауча Маркс вызвала Тревиса Окена, агента УБН из Миннеаполиса, который помогал Брилл на последнем этапе расследования и который был рядом с Леру, когда он общался с Романом Озом. Окен также засвидетельствовал тот факт, что Леру делал звонки добровольно.
Пришла очередь Ричмена вызывать свидетелей.
— Ваша честь, мы вызываем Пола Калдера Леру.
Леру вошел в зал в сопровождении двух приставов в штатском, с самым тропическим видом в лимонно-желтой футболке и оранжевых тюремных штанах. Его слегка неровная борода была темнее серебристых волос. Он все еще был «толстяком», хотя за три с половиной года под стражей и потерял в весе.
Приставы сняли с него наручники и указали ему на трибуну, с которой говорили свидетели. Он пробежал глазами по залу, садясь на стул, как если бы его удивляли люди, оказавшиеся вдруг перед ним, пришедшие посмотреть на него. На какой-то миг наши глаза встретились — или мне показалось, что встретились. Но он уже смотрел в сторону с выражением озадаченного недоумения.
Анонимный адвокат так и не показался, поэтому юридически, как ни странно, интересы Леру, потенциального свидетеля защиты, представляла Маркс. Она время от времени выдвигала возражения, все те же, что выдвигала или могла бы выдвинуть при допросе ее свидетелей.
Вдобавок Ричмен стал расспрашивать Пола не как обвиняемого в преступлениях. Он спросил его, кто он по профессии.
Леру немного подумал и ответил с южноафриканским акцентом, как на мой слух, сглаженным годами, проведенными вне родных мест, и усилиями самого Пола скрыть особенности произношения.
— В сущности, — ответил он, — я много лет работал программистом.
С предлогом слушания, установлением факта, давал ли Леру согласие на запись телефонных разговоров с Озом, было быстро покончено. Но Ричмен подтолкнул Леру к тому, что тот подтвердил те сведенья, за которыми я охотился годами. Да, он создал шифровальную программу
Когда Ричмен перешел к вопросам об убийствах, будничный тон Пола стал более резким.
— Вы понимали, что ваши дела с законом обстояли гораздо хуже, чем если бы речь и впрямь шла только о поставке метамфематина, верно? — спросил Ричмен, стремясь раскрыть причины, по которым Пол охотно сотрудничал с УБН.
— В каком смысле? — спросил Пол, откидываясь на стуле со сложенными на груди руками.
— Ну, к примеру, вы заказали множество убийств, правильно?
— Да, это правда.
— И вы, к примеру, заказали убийство филиппинского таможенного агента, верно?
— Нет, не верно, — ответил Пол, наклоняясь к микрофону и хмуря брови с легким раздражением. Скептически прищуренные глаза выдавали чувство превосходства, о котором говорили многие члены его семьи и прежние сотрудники.
— Что именно неверно?
— Это был не таможенный агент. — Возражение самое банальное: подразумевается жертва Нуами Эдиллор, была в прошлом агентом по недвижимости, которая также работала на Леру, устраивая дела с прохождением таможни его грузами.
— Значит, агент по сделкам с недвижимостью? — продолжил Ричмен.
— Да, верно.
— И был еще один агент по недвижимости, верно?
— Верно.
— Тоже убитый по вашему приказу, не так ли?
— Это правда. — Ничего похожего на раскаяние, ни намека на какую-либо эмоцию. Когда Леру затем признал, что он приказал убить Дейва Смита, его голос звучал холодно и блекло, как если бы он признал, что он позавтракал.
Ричмен расспросил Леру и о его решении сотрудничать с властями США, охотясь за доказательствами того, что он был под сильным давлением или что он получил заверения в том, что избежит экстрадиции или смертной казни. Чем большего выигрыша ждал Леру от сотрудничества, тем больше походило на правду, что он мог солгать, помогая вынести обвинительный приговор Озу.
— Власти не предоставили мне никаких гарантий, заключая сделку, — ответил Леру, похоже, натасканный в этом вопросе. — Мне просто сказали, что суду нужно удостовериться, что я говорю правду и предоставляю важную информацию.
Он признал, что принял решение в самолете, когда формально обвинялся только в попытке ввоза метамфетамина. Вероятным приговором были от десяти лет заключения до пожизненного срока, но, как Леру заботливо указал, рекомендованное судом наказание сводилось к «чему-то вроде двенадцати лет».
Когда Ричмен попытался довести его до признания того, что он сотрудничал только из страха, Леру ловко расстроил его планы.
Знал ли Леру, спросил Ричмен, что Адам Самиа и Дэвид Стилвел находились под судом за убийство Кэтрин Ли и что если бы он сам был обвинен в этом убийстве, он мог бы быть приговорен к смерти?
— Я не знаю, каковы действующие законы в этом случае, поэтому не могу вам ответить.
— Вы не знаете, приговаривают ли к смертной казни, если вы обвинены в убийстве перед американским судом?
— Я не знаю здешних законов, я не могу ответить на этот вопрос, — повторил Леру.