Затем зашла гостиничная работница: высокая кудрявая блондинка с гротескно большой задницей, впрочем, вполне уравновешенной широкими плечами. Гостиничная форма на ней сидела почти в обтяжку, на грани приличия.
Рональд Петрович досадливо скривился, но помолчал. На лице у него, впрочем, можно было прочесть что-то вроде «Кто ж так одевается!».
– Администратор сообщает, что очень, очень рад принимать в нашей замечательной гостинице такую известную гостью, как Василиса Ефимовна… – Блондинка слегка растерянно оглянулась, задержавшись взглядом на плечищах Коновалова, на лысом черепе Нонны Тимофеевны. Почти не взглянула на меня – похоже, мое обычное, пусть и зверски сосредоточенное лицо ее не насторожило.
Нонна Тимофеевна держала руку с ножом за спиной.
– Ты, детка, молодец, – произнесла она. Сунула руку в вырез кардигана и достала мятую пятисотенную купюру. – Держи вот, и можешь идти.
Людмила (вопреки инструкциям!) вышла к тележке и уже деловито инспектировала ее содержимое.
Блондинка оглянулась на Загребец, на Людмилу, забрала купюру. Как-то странно она себя вела, словно хотела побыстрее уйти, но что-то ее удерживало.
– А где Василиса Ефимовна? – поинтересовалась она.
– Какая разница, шуруй давай. Спасибки за шампань, всем довольны, благодарность выпишем. – Нонна Тимофеевна начала теснить работницу к выходу.
Это выглядело забавно, если б не повисшее в воздухе напряжение. Такое ощутимое, что хоть ножом режь.
– Милочка, вы же штопор забыли. Как мы шампанское откроем? – недовольно прочирикала Людмила. Нахмурилась, вглядываясь в горлышко бутылки. – Ничего себе сервис! Да его уже открывали!
Она потянула пробку…
В следующую минуту произошло вот что.
Работница развернулась на сто восемьдесят градусов и длинной своей ногой мощно врезала Рональду Петровичу в пах. Увернулась от ножа Нонны Тимофеевны, заломила руку ей за спину и приложила головой о стену. Завладела ножом и бросилась вперед.
Людмила взвизгнула и застыла на месте, вцепившись в бутылку, как в спасательный круг.
Блондинка ее проигнорировала – похоже, знала, что эта недовольная тетка не боец.
Я не стала тратить лишние секунды на то, чтобы достать оружие из кобуры.
Передо мной был целый стол – выбирай не хочу. Выбор мой пал на округлый маленький графинчик с рябиновкой.
Через долю секунды этот «снаряд» впечатался толстым донышком в лоб блондинки, да с такой силой, что ее опрокинуло навзничь.
И лишь теперь я выхватила бессменный «Глок» из наплечной кобуры и обежала стол, держа оружие на изготовку.
Сюрприз.
Блондинка оказалась вовсе не блондинкой.
В очередной раз Антон Владиславович продемонстрировал чудеса перевоплощения. И в этой ситуации по-настоящему застал врасплох, едва не выведя из рабочего состояния всех нас. Ну, сколько ему потребовалось бы, чтоб расправиться с безоружной,
У него ведь, запоздало сообразила я, и голос сейчас был вовсе не такой, как тогда, в тарасовской консерватории. Выходит, и бабскими голосами по-разному умеет…
От двери послышались приглушенный мат, хрипы и звуки возни. Людмила сдавленно шумно дышала, не отрывая вытаращенных глаз от лежащего на полу – теперь это было видно – долговязого загримированного мужчины в женской одежде.
Кульминацией всей сцены стало появление распаренной и румяной после душа, расслабленной, благодушной Василисы Ефимовны. В пушистом гостиничном халате, с наверченным на голове тюрбаном из полотенца она явилась в гостиную.
– О, Антоша пожаловал, – только и сказала она и, помурлыкивая мотивчик, подняла крышку от большой металлической миски. – М-м-м, печеная курочка!
Мне захотелось хлопнуть ладонью по лбу при виде такой беспечности. Но я была занята: держала Макова на мушке.
– Рональд! – окликнула я. – Идти можете?
– Епт, да. – Рональд Петрович приблизился, вполне быстро, пусть и враскорячку. – Уууу, пидарас!
Я думала, что Коновалов сейчас врежет ногой лежащему без сознания Макову, но этого не произошло. Бывший спецназовец держал себя в руках.
Он опустился на колени, ловко и со знанием дела обыскал Макова. То и дело, впрочем, морщась и кривясь, когда приходилось дотрагиваться до накладной груди или фальшивых ягодиц.
– Во что нашел. – Он продемонстрировал узкий шприц, до половины наполненный бесцветной жидкостью. Держал его двумя пальцами за поршень. – Поди, для Ефимны заготовил. Э, спакойна! Чё творишь!
Он одной лапищей отгородил приблизившуюся Нонну от Макова.
– Ууу, падла! Урою! – плевалась Загребец. Она вся тряслась от злости и сдерживаться не пыталась. Потом заметила слетевший парик, вгляделась… замерла и расхохоталась:
– Ничего себе! Да это переодетый мужик! Во дела!
Позади нас послышался грохот – это Людмила не выдержала и рухнула в обморок.
Василиса Ефимовна, продолжая напевать себе под нос, кружила с тарелкой вокруг стола, прихватывая и печеной курочки, и салатиков, и маринованных огурчиков.
– Шампанское лучше не трогать, – громко пояснила она. – Там барбитуратов напихано – жуть. И бутербродики испорченные.
– Тоже барбитура? – пробасил Коновалов.