Криминальный оракул

Аргумент о моей сопротивляемости внушению был решающим. Еще неизвестно, согласилась бы я, зная о сопротивляемости Соколова.

– …И сейчас я не могу выйти с ней на связь. Но хотя бы понятно, почему – вы ведь отправили ее в нокаут. – Соколов помолчал и спросил, теперь без мольбы: – Я вас убедил?

– Знаете, она столько уже наврала о своих способностях. И я не хочу даже представлять, на что еще она способна. – Я не стеснялась говорить такое при Людмиле. Стерпит. – Вы точно знаете, что она не умеет, скажем, закрывать от вас свое сознание? Типа, телепатический блок ставить?

– Нет, – торопливо и резко отозвался Соколов. – Нет, это исключено.

По его тону я уловила, что или он не знает точно, или боится даже предполагать такую вероятность.

А еще – этого я тоже до сей поры в нем не улавливала – вероятно, он боялся, что Комарова перестанет быть его… как это, музой? А, нет, духовной покровительницей. Персональным божком с домашнего алтаря.

– Нет, – в тон ему повторила я. – После того, как я остановила Василису, меня чуть наизнанку не вывернуло. В туалете. Простите за прямоту, едва кишки свои не выблевала. Больше не хочу.

Расписываться в своей слабости перед клиентом, по крайней мере в физической слабости – для телохранителя рискованно. Репутации угрожает. Конечно, другая крайность – прикидываться всесильной – тоже вредна. Но в слабости в любом случае нужно признаваться аккуратно. Клиент в идеале после признания должен понять, что телохранитель не справился по объективным причинам, а не из-за собственной некомпетентности.

Но здесь я избрала самый прямой и безжалостный путь. Приукрашивать было не к чему.

К тому же, если Соколов, скажем так, сотрудничает с Василисой столько, сколько утверждает, он лучше меня должен знать ее сильные и слабые стороны.

В первую очередь – собственную ее сопротивляемость

.

А кстати, сопротивляемость чему? Уж не борется ли она за…

– Евгения Максимовна? – забеспокоился мой собеседник.

…свою независимость? Может, хочет сменить работу?

– Я вам уже все сказала, – отрезала я. – Нам не стоит продолжать беседу. Всего доброго. Даю телефон Людмиле.

Я всунула телефон тур-менеджеру, она моментально поднесла его к уху.

Что бы там ни было, дальше пусть без меня. И денег не надо. Ни минуты больше я не хотела иметь дело с Соколовым или с Василисой. Даже на ничем не подгадивших мне Нонну Тимофеевну или Коновалова оборачиваться не хотелось. Если судьба когда-нибудь приведет вновь сотрудничать с этими двоими, неважно, по отдельности или с обоими – в памяти наверняка всплывет и этот перелет до Москвы, и прочее прелестное.

Это я к тому, что избегать определенных людей порой хочется лишь оттого, что они напоминают тебе о бывших когда-то неприятностях. Да, даже если не они стали причиной этих неприятностей. Так лермонтовский Печорин избегал того… как же его, генерала вроде. С которым служил и который был свидетелем его трагической истории с Бэлой.

Я, не откладывая дело в долгий ящик, взяла билет на ближайший рейс до Тарасова. Сотрудница, глядя на меня, сочувственно поинтересовалась, все ли в порядке, и на всякий случай сообщила, где находится медпункт.

Я не стала уточнять, что я в курсе.

К слову, я-то к медикам, в отличие от остальных пассажиров, не обращалась. Моему организму, чтобы прийти в себя, хватило вывернутого желудка.

Упадок сил, правда, игнорировать не стоило. Так что после покупки билета, досмотра и сдачи багажа я направилась к продуктовым автоматам. Сначала взяла в кофейном порцию эспрессо, потом разжилась двухслойным сэндвичем с курицей в пластиковой упаковке.

И умостилась в зале ожидания.

Сейчас ощущение чрезвычайности из-ряда-вон-выходящести произошедшего ослабло. Разнообразие жизненного опыта, не только боевого, изрядно гасит впечатлительность. Что на вольных хлебах, что на службе в «Сигме» – много всякого было пережито и увидено. Так что в данный момент мистический фон происходивших событий уже поугас. А скорость, с которой я распрощалась с этим заказом, и вовсе не удивляла. Чай, не работа по распределению, строгих сроков нет.

Я жевала сэндвич и прихлебывала кофе, прислушиваясь к ощущениям желудка. Тот вел себя молодцом, а вот горло до сих пор слегка саднило. Ничего, пусть медленнее, чем раньше, но в норму я приду.

Покончив с едой, я прошлась до киоска со свежей прессой. И даже раздобыла тот же самый номер «Вестей Тарасова», что читал Руслан. Руки сами отлистали страницы до статьи о выступлении Комаровой. Ничего особенного, события изложены пресновато, и тон автора весьма скептический. Н-да-а, это он за кулисами не был.

Я сидела так, что с моего места были видны эскалаторы с пассажирами. Опустив газетный лист, я машинально уперлась взглядом в один из эскалаторов. Тот, что вел вниз.

На эскалаторе, боком ко мне, рядом с незнакомым пожилым мужчиной стоял Руслан.

Я растерянно сморгнула, подалась вперед, недоумевая и хмурясь.