Криминальный оракул

Я промолчала. Затем подхватила багаж и боком, не выпуская Макова и Руслана из поля зрения, стала отходить.

– Ему не понравилось, – громко пояснил Руслан, не отрывая от меня взгляда. – Но задерживать тетю Женю он не стал.

У меня появилось четкое ощущение, что мальчик, прямо выражаясь, считывает у меня из мозгов все, что его интересует.

Точнее все, что сейчас интересовало Макова.

– И где же он сейчас? – Антон Владиславович спрашивал это у Руслана, но смотрел на меня.

– В Москве, скорее всего! – рявкнула я. Перевела взгляд на Руслана. Приятно, конечно, что ребенок отошел от стресса и не выглядит замученным. Но…

– А ну, пошел вон из моей головы, засранец, – тихо и жестко произнесла я, в упор глядя на Руслана. – Нечего там копаться! Мне твоей тетки хватило за глаза и за уши.

Маков усмехнулся. Руслан потупился и опустил взгляд.

Ну-ну. Ты еще слезу пусти, подумала я.

Я не всегда нахожу подход к детям, пусть и веду себя с ними терпеливо и спокойно. Но, видит бог, или еще какие-нибудь там высшие силы, конкретно это прелестное дитятко своей простодушной бесцеремонностью выводило из себя не хуже, чем упомянутая Комарова.

В его манере читать мысли было что-то от раскованного поведения в гостях. Когда, к примеру, ребенок во время чая, не стесняясь и не спрашивая (хочет ли кто-то еще?), сразу хватает конфету, а то и две, едва хозяйка ставит вазочку на стол. Запускает ручки, будто у себя дома.

– Как я вас понимаю, – хмыкнул Маков. – Одна маета с этими телепатами. Хотя, конечно, и польза изрядная.

Он посмотрел на меня как-то по-особому внимательно. Немолодой угрюмый мужик, коротко стриженный, худой, долговязый и угловатый, нелепо веснушчатый.

– Ладно. Давайте, что ли, представлюсь наконец по-нормальному.

Он, продолжая одной рукой держать за руку Руслана, аккуратно выпустил из второй его багаж. И протянул мне затянутую в перчатку руку.

– Антонина Владиславовна Макова, специальный агент.

Я во все глаза вытаращилась на… него? Не-е? Это что, реально вот такая вот…

Похоже, мой лимит по философскому восприятию абсурда был исчерпан. «Пустяки, дело житейское» – нет, товарищ Карлсон, это не наш случай. Слишком много всего за такой короткий срок.

Я рухнула задницей на свой чемодан на колесиках и начала хохотать.

Маков (Макова? Вот эта вот мужеподобная оглобля – она?) только приподнял (а?) брови и убрал (а?) руку. Поняла, что на рукопожатие сейчас рассчитывать не стоит.

А я все хохотала. Мне было откровенно плевать, что меня могут увидеть случайные знакомые. А от чересчур серьезного взгляда Руслана на ха-ха пробирало еще пуще. И то, что сейчас я была беззащитна в своем хохоте, – да черт с ним.

Словом, инстинкт самосохранения спасовал. Проржаться было важнее.

– Я вам не верю, – категорически заявила я, вытирая платком физиономию и поднимаясь. И добавила уже тише: – Вам придется пройти со мной в туалет.

– Как пожелаете, – хмыкнул он (пусть будет пока что он, ага).

Мне вспомнилось из службы в «Сигме» – там случилось обратное. Захватили отряд террористов, взяли тепленькими на их стоянке. Все б замечательно, но среди них была одна женщина, готовила на всю группу. Как потом оправдывался проштрафившийся мой коллега: «Баба и баба, стоит там возле своих мисок и поварешек, ну не мужик же со стволыгой». Ага, щас: это был переодетый мужчина, и под юбками у него

стволыга оказалась ого-го. Во всех смыслах.

– Я вас заодно и обыщу, – категорично сообщила я, когда мы прошли в туалет (по редкому совпадению – пустой, во всяком случае, у раковин никого не было).

– Извольте.

Кабинки здесь, в женском туалете Тарасовского аэропорта, были в меру просторные, так что обошлось без притирок и задеваний локтями. Я быстро и тщательно ощупала предполагаемую женщину, заодно убедившись в отсутствии прослушки. Потом кивнула вниз:

– Брюки снимайте и белье.

Вспомнилось, как в женском туалете Тарасовской консерватории это попросило у меня туалетную бумагу. И отвращение, охватившее меня в момент, когда Арцах сказал, что это не женщина, а мужчина, тоже вспомнилось отчетливо.

Убедившись, что Маков и впрямь Макова, я прислушалась к происходящему снаружи. Не выпуская теперь уже Антонину Владиславовну из поля зрения.

– Эй, – тихо спросила та с явной издевкой, – сиськи проверять будешь?

И, не дожидаясь моей реакции, задрала просторную рубашку, демонстрируя что-то вроде кружевной жилетки на абсолютно плоской груди.

Я и бровью не повела.

– На выход, – только и ответила я.

Возле раковин находилась лишь одна женщина, уборщица. Увидев меня в зеркало, она подскочила от неожиданности и уронила тряпку в раковину.

– Ой! – вскрикнула она. – Я-то думала, уже все ушли, уборку делаю…

– Все в порядке, мы уже все. – Я не особо следила за речью.

– «Мы»? – тут же удивилась уборщица.

Завидев вышедшую вслед за мной Макову, уборщица вскрикнула уже возмущенно:

– Вы что творите! Это женский туалет! – смерила нас осуждающим взглядом. – Здесь не положено!