– И вы ей верите? – обратилась я к обоим экстрасенсам. – У нее ж нет какой-то части мозгов, вы ее мысли не прочтете. Если она и тут не врет, конечно…
– Я верю, что она переборет Артура, – серьезно и убежденно отозвалась Василиса Ефимовна. – Я уже много лет пытаюсь соскочить, прекратить быть гадалкой. Устала от своего дара. С Артуром-то я чего хороводилась – от конторы Тонькиной спасалась. А теперь, когда конторе на меня и Руську плевать, Соколов мне не нужен.
Так, ладно, к черту это – мотивацию чужую выяснять. Сейчас надо было решать насчет себя, и решать раз и навсегда.
– Нет. – Я покачала головой. – Я не вижу причин доверять ни вам, Антонина Владиславовна, ни Василисе Ефимовне. Не понимаю, с чего вдруг Василиса Ефимовна прониклась к вам доверием. Все, что вы затеваете, кажется мне крайне подозрительным, и я не желаю в этом участвовать. Разговор окончен.
Макова вздохнула. Тяжело и обреченно, как человек, которому не удалось достигнуть нужной цели.
Я наблюдала, как она без малейшего возражения, без слов вообще достает из сумки какую-то объемистую картонную папку. С этой папкой у Маковой стал вид человека, которому тяжело и не хочется, но который вынужден действовать жестко. Потому что по-другому уже не получается.
– Я пыталась пряником, – тихо произнесла она. Даже если это была актерская игра, все равно пробирало. – Я пыталась, Евгения Максимовна, диетическими печеньками. Но вот сейчас будет кнут. Можете даже портки не снимать, и через них будет больно.
Она шлепнула толстую папку на стол так, что подпрыгнули чашки и звякнули столовые приборы.
– Ознакомьтесь.
Я подтянула к себе папку, безликую, канцелярскую. Понятия не имея, что там внутри.
Подмышки уже вспотели.
Да, то, что Макова собиралась ловить Соколова практически без поддержки своей конторы, вовсе не означало, что она перестала быть тем, кто она есть.
Жесткой и беспощадной сукой из могущественной спецслужбы.
Проскочила странная сторонняя мысль: будь даже Макова самой что ни на есть сексапильной красоткой, при таком ее характере и поведении проблемы с эрекцией возникнут у любого заинтересованного в ней мужика.
Лично я себя ощутила так, словно мои внутренности заледенели.
В папке была подробная информация о нескольких секретных операциях, осуществленных отрядом «Сигма». После последней такой, четвертой по счету, полковник Анисимов и застрелился. Упоминались и имена двух политиков, давших добро на проведение операции, и двусмысленное слово «зачистка». И полный список членов отряда, включая мое.
Фотографии тоже были.
В том числе та, самая неприятная.
Я, полубоком к неизвестному фотографу, рядом с трупом овчарки.
Найда, собаку звали Найда. На ней был кожаный, грубо сделанный ошейник, и…
Теперь к ощущению замороженных внутренностей прибавилось чувство, будто эти внутренности кто-то скручивает, безжалостно перемалывая в ледяной фарш.
Я даже не пыталась сдерживать эмоции.
– Вы тогда хотели отказаться от участия в операции, потому что это могло задеть гражданских, – устало и участливо произнесла Макова. Я едва понимала, что она говорит. – И вам поручили перестрелять всех собак. Чтобы не подняли шум. Сколько вам тогда было?
Я одновременно почувствовала себя обязанной ответить и в то же время не могла говорить. Смотрела на Макову, с ее фальшивым сочувствием, а затем, когда смотреть стало невыносимо, я разрыдалась.
– Ну, ну, деточка, ты чего… – Василиса Ефимовна подскочила, подхватив со стола подставку с салфетками. И желчно укорила Макову, не стесняясь присутствия мальчика:
– Лярва ты распоследняя, и сучка.
– Она не оставила мне выбора. А вы знаете, на что идете, – все так же устало сказала Макова. – Я сама надеялась, что госпожа Охотникова согласится при более щадящих условиях.
Кажется, я пускала сопли в блузку Комаровой. Та просто не успевала вытирать мне физиономию.
На мои всхлипы и подвывания обратили внимание бойцы Гаруник Арамовны, кое-кто из мужчин выглянул и из кухни.
– Э, чё у вас там?
– Бабы, все нормально?
Меня хватило ненадолго, минуты через три истерика иссякла, и я отпихнула Комарову в сторону.
– Хватит уже, – и подрагивающей рукой захлопнула папку.
– Все в порядке, мальчики, – громко произнесла Комарова.
Пересохло в горле. Хорошо, что в сумке с собой была бутылка воды. Чай из одного чайника с Маковой я пить не стану.
Еще две минуты ушло на то, чтобы окончательно прийти в себя и начать более трезво осмысливать ситуацию.
– Вы хотите это обнародовать? – Я кивнула на папку.
– Нет. – Макова впервые за время встречи начала есть печенье. Ответила невнятно, так как у нее был набит рот. Прожевала и пояснила: – Я это обнародую, все, от и до. В случае, если вы
– Анисимова нет, – медленно проговорила я. – И этих двух политиков – тоже, уже очень давно. А я есть. Где гарантии, что вот эта папка вместе с вами не будет появляться в моей жизни всякий раз, как вам что-нибудь от меня понадобится?