Криминальный оракул

По роду деятельности быть простой наблюдательницей мне не полагается, да и в принципе доводится редко. Я имею в виду – так, чтобы мое вмешательство исключалось в принципе. Так что сейчас я ощущала себя кем-то средним между осознающей свою участь подопечной мойр, древнегреческих богинь судьбы, и… обезьяной, взгромоздившейся на дереве в надежде, что проносящийся внизу оползень это самое дерево не свалит.

В кармане завибрировал переведенный в беззвучный режим мобильник. Я огляделась, оценивая обстановку, и ответила на звонок.

– Евгения? – вопросительно и тревожно позвал Варданян. – Что случилось?

И никаких лишних уточнений. Почуял ли он, какова сейчас ситуация?

– Молчите и слушайте! – Я тоже взяла быка за рога. – Что бы ни происходило – держитесь подальше от Маковой и от Соколова. Не спрашивайте. Просто сделайте, как прошу.

– Я понял, – подтвердил он. Но тут же добавил, еще встревоженнее: – Вы где-то рядом?

– Я сама с вами свяжусь. Скоро, – отрезала я.

Вопросов не последовало, и я нажала на отбой.

Если Варданян смог ответить на звонок, значит, он уже находится вне здания суда; либо в той его зоне, где мобильники врубать уже можно. А значит, оглашение приговора состоялось.

Выход царя был близок, вон, уже и бояре со своими микрофонами и камерами на изготовку встали.

Ожидание напрягало. Не хватало только музыки Эннио Морриконе из какого-нибудь спагетти-вестерна. Теперь я себя ощутила еще и индейцем в засаде.

Главного ковбоя

– Комаровой – все еще не было. Ничего, это наверняка ненадолго…

Возле главного входа показалась охрана: Соколова не прятали от общественности. Стервятники должны быть накормлены; да и неплохо во всеуслышание известить, что успешный музейный вор, один раз уже обломавший рога правосудию, наконец-то понесет заслуженное наказание.

Я выискивала взглядом Макову, но отчего-то первым делом в поле зрения попал Варданян; в чересчур светлом для зимы пальто, он настороженно оглядывался и явно пытался высмотреть меня. Бесполезно – от здания суда меня было не увидать.

Макова шла чуть не впритык к Соколову, словно та самая богиня судьбы или, что вероятнее, богиня правосудия. Безжалостный конвоир, ни на секунду не выпускающий свою жертву. Это вдвойне впечатляло, если вспомнить о ее раненой ноге. Жаль, не видно, с тростью ли она и насколько твердо шагает.

Охранников хватало, и они успешно блокировали подходы: жаждущие подробностей не подпускались ближе чем на три метра. Дюжие молодцы надежно прикрывали подсудимого и всех остальных, не позволяя даже просунуть микрофон в пространство между своими телами.

Журналисты позади меня, те, что пришли из «Хинкальной», не сделали и полушага в сторону Соколова и остальных.

Это было подозрительно, более того – пугало.

Я вгляделась в «коридор» из охранников.

Не все из них оказались дюжими. И не все – молодцами.

Словно пелена с глаз спала – или то был очередной фокус Василисы?

В большой, не по размеру, форменной куртке охранника, она не казалась нелепой или смешной. Даже с моего расстояния и при такой маскировке я увидела, что спину она держит очень прямо.

И пистолет – она вскинула его в секунду и без промедления выстрелила в Макову.

Надо отдать должное Антонине Владиславовне: даже без скидки на возраст реакция у нее была потрясающая. Как бы сильно она ни хотела засадить в тюрьму Соколова, своя жизнь ей оказалась дороже.

Прежде чем охранники среагировали, Комарова успела выстрелить три или четыре раза с очень близкого расстояния. Почти в упор.

В Артура Лаврентьевича.

Эпилог

Ее признали сумасшедшей.

Я слышала много разных домыслов; но ручаться могу лишь за то, что видела сама.

Увезенные машиной «Скорой помощи» тела Соколова и Маковой; безвольная и податливая, как тряпичная кукла, Василиса Ефимовна, скрученная охраной, в сеточке для парика поверх своих настоящих волос; ее же седой маскировочный парик, оставшийся валяться на асфальте, затоптанный журналистами и видом напоминающий дохлую грязную болонку; ощетинившиеся камерами операторы с обеих сторон; соляным столбом застывший у входа в здание Арцах – растерянный, с поднесенной ко рту зажигалкой и сигаретой, упавшей на ступеньки.

И, наконец, я – та самая обезьяна на дереве, глядящая вслед удаляющемуся оползню.

Я связалась с Варданяном пятнадцать минут спустя, но встретились мы только через три часа. Благодаря своим связям и явной непричастности к произошедшему Варданян провел в отделении полиции рекордно короткое время, отделавшись дачей свидетельских показаний.

После чего мы засели в его номере, и я подробно рассказала о своем участии в этой истории. К слову, сама я так и не смогла определить, насколько мое участие помогло Василисе. С одной стороны, я вывезла ее в Москву; еще не факт, что Комарова сама смогла бы преодолеть заградотряд Маковой. С другой – с момента, как мы разошлись в аэропорту, Василиса действовала независимо и вполне успешно.