Кристальный пик

Это было сокровеннее, чем поцелуй. Интимнее, чем тот вечер в пещере. Крепко, как наше с ним проклятье.

Мои губы оторвались от его руки с влажным хлюпающим звуком. Несколько капель скатились мимо рта, и я проследила взглядом за тем, как они падают на камни, шипят и прожигают их, оставляя темно-серые борозды. Совсем скоро они начнут прожигать изнутри и меня. Я испугалась: воспоминания о том, как мое тело выворачивало наизнанку подле хижины Хагалаз, были еще слишком свежи. Не находись я на грани отчаяния и смерти, то никогда бы не решилась пройти через это снова. К тому же вот вопрос: что давало вино Хагалаз такого, чего не давала чистая драконья кровь? Ускоряло превращение? Уменьшало боль? Или, может, уменьшало риск действительно сгореть?

Я отстранилась от Сола, прислушиваясь к покалыванию на языке, медленно стекающем вниз по горлу в желудок, а оттуда — к кончикам пальцев рук и ног. Не зная, как скоро за этим покалыванием последует боль и новая плоть, я сконцентрировалась на том, чтобы их сдержать.

Нужно дотянуть. Нужно терпеть.

— Поднимитесь с Сильтаном на вершину горы и ждите, пока не позову, — проговорила я. — Селен не должен понять, что вы здесь.

Я переступила порог комнаты, не оглядываясь, зная, что Солярис по-прежнему стоит там, зализывая укус, и с тревогой смотрит мне вслед. Обернусь — значит, попрощаюсь. А я не могла подвести его во второй раз и снова заставить смотреть, как что-то лишает меня жизни. Потому просьба держаться подальше, пока все не закончится, была оправдана вдвойне: так они с Сильтаном не увидят, если что-то все-таки пойдет не так.

Каждый шаг в сторону двери отзывался острой болью в солнечном сплетении, словно выпитая драконья кровь обрела форму, превратившись в клубок из ножей, и теперь резала внутренности, пытаясь прорваться. Я старалась концентрироваться на дыхании, отказываясь замечать, как ноют, трещат и сдвигаются ребра, готовые разойтись в стороны, чтобы пропустить наружу гребни. Челюсть заныла, стиснутая, и я потерла большим пальцем шерстяную нить на мизинце: сияние в той было таким тусклым, что едва угадывалось, но все равно работало. Я чувствовала, как нить успокаивает и вместе с тем толкает через край. Обволакивает разум, точно укутывает в лоскутное одеяло. Сквозь него Селен не видит и не слышит меня, а значит, не услышит и то, что я задумала, даже если попытается.

Пожалуйста, Хагалаз, если ты слышишь… Помоги мне дотерпеть!

— Селен, — позвала я, отодвинув трюмо и прильнув щекой к двери на уровне ручки, куда согнуться меня заставил очередной приступ боли, пронзившей грудину стрелой. — Селен, ты здесь?

Ответом мне стала тишина. Но затем, когда я снова ахнула и съежилась, допустив слабовольную мысль, что не выдержу и обращусь прямо здесь и сейчас, с той стороны раздался шелест, будто ветер трепал кроны густых деревьев. Вкрадчивый грудной голос спросил:

— Я точно могу войти? Ты не будешь прыгать в море?

— Не буду, — выдавила я, стараясь стоять прямо. — Ты можешь войти.

Как истинное проклятье, Селен был прямолинеен и бесхитростен в своих желаниях, но иногда проявлял и другую свою сторону — рукотворную, созданную из воли другого человека, а оттого покладистую и зависимую, чем каждый раз неизменно удивлял. Вот и сейчас стоило мне дать добро, как дверь затрещала, раскалываясь, и пришлось отбежать назад, чтобы разлетевшиеся в сторону щепки вместе с дверной ручкой не оставили на мне ран больше, чем уже было.

Селен показался в дверном проеме сразу после того, как улеглось облако каменной пыли. Порванный ворот черного кафтана обнажал длинную шею и белоснежную грудь с ключицами тонкими, как ивовые прутья. Его красные волосы, рассыпавшиеся по плечам, и бронзовые листья, принесенные внутрь комнаты сквозняком, напомнили мне о Рубиновом лесе. Возможно, мне стоило остаться там еще ребенком, заснуть от голода и больше не просыпаться, чтобы спустя годы этот голод не вернулся во плоти и не смотрел на меня обманчиво красивыми миндалевидными глазами.

— Ну что, успокоилась? — спросил Селен, медленно подбираясь ближе. Несмотря на то что он ступал по сухим листьям, они, рассыпаясь, не издавали ни звука под его поступью.

Я кивнула и инстинктивно сделала шаг назад — в противоположность тому, который сделал ко мне Селен.

— Скажи мне только, — попросила я, сжав в пальцах подол заляпанного платья, чтобы скрыть судорогу, которой их сводило, — что случится, когда мы снова станем одним целым? Мир будет в безопасности?

— Не знаю, — пожал плечами Селен, и я разозлилась.

— Так подумай! — И указала кивком на губчатые стены, что были не чем иным, как костями самого старого дракона, которого мне только доводилось встречать. — Ты говорил, что Сенджу и раньше бывал здесь, еще до окаменения. Вы встречались, когда ты был еще туманом, верно? Что ты слышал? Что он рассказывал тебе или кому-либо? Предупреждал ли о чем-то?

Селен вздохнул устало, но призадумался. Потер костяшкой указательного пальца ямочку под нижней губой, все еще бруснично-красной от моей крови, и неуверенно произнес: