— Дайте-ка мне конверт, миссис Скелтон, — попросил он. Я выполнила его просьбу. Он сунул конверт под чашку и осторожно загнал в него муху, затем, встав на стул, выпустил муху в форточку. Спрыгнув на пол, он сказал: — Бедняга. Не могу видеть, когда они вот так бьются о стекло, однако прикоснуться к ним я брезгаю.
Сев на стул, он снова уставился на меня.
— Так, так, очень печально. Но не буду вас расспрашивать. Вы действительно намерены работать?
Я сказала, что мое намерение работать совершенно серьезно, и я была бы рада, если бы могла получить свою прежнюю работу.
— Но послушайте, — мистер Бэйнард был воплощением растерянности и сочувствия, — если вы вернетесь к нам в качестве младшего секретаря, я не смогу обращаться с вами иначе, чем обращался прежде. Но ведь вы теперь замужняя женщина!.. Почему бы вам не поискать работу в другом месте? — спросил он с надеждой.
Я сказала, что лучше черт, которого знаешь, чем черт, которого не знаешь. Он был польщен. На его губах и в глазах появилась более естественная и более мягкая улыбка, чем все, которые мне доводилось видеть на его лице до сих пор. Ему явно понравилось, что его сравнили с чертом.
— Это будет не совсем удобно.
— Не понимаю почему.
— Это так неожиданно, — бормотал он, качая головой, словно я предложила ему жениться на мне. Он встал. Поскольку я собиралась снова стать его подчиненной, он мог позволить себе по своему усмотрению определять продолжительность моего визита. Он с удовольствием входил в привычную роль.
— Боюсь, меня ждут дела. Если вы действительно серьезно решили — я искренне надеюсь, что все это у вас сгоряча, — советую вам написать мистеру Фосетту. Он вернется в начале августа. Будет лучше, если он сам это решит. — Теперь он не открыл передо мной дверцу барьера. Я сама сделала это и снова очутилась по ту сторону — чужая, замужняя женщина. Какое-то мгновение у мистера Бэйнарда был несчастный вид, словно его расстроило что-то еще кроме моих бед. И это заставило меня сказать:
— Вы, должно быть, дурно думаете обо мне. Но поверьте, этому уже невозможно помочь. Я должна быть свободной.
— Если бы каждый из нас вдруг так решал… — голос мистера Бэйнарда звучал напряженно; он умолк. — Не было бы семьи, были бы подорваны устои брака. Никто не ждет, что жизнь — это розы без шипов, миссис Скелтон. Со многим приходится мириться, — добавил он печально и важно. — Я сам часто думаю, что счастье — это иллюзия.
Я ответила:
— Нет, это не так. Мы все время от времени бываем счастливы, иначе мы не боролись бы за счастье так упорно. Ведь нельзя же бороться за то, чего не знаешь. Следовательно, счастье вполне возможно.
— Вам, молодежи, всегда хочется, чтобы все было по-вашему, — промолвил мистер Бэйнард.
Я стояла у стены почти рядом с дверью. Поэтому, когда в комнату вошла низенькая, пухленькая, несколько вульгарная девица, она не сразу заметила меня, а видела только одного мистера Бэйнарда.
— Мне придется пойти туда еще раз, Перси. В этом паспортном бюро очередь в полквартала длиной. Ты хорошо пообедал?
Меня поразило не столько то, что она называла мистера Бэйнарда по имени, хотя уже это было довольно странной формой обращения подчиненного к начальнику, сколько ирония и фамильярность, прозвучавшая в ее тоне.
Мистер Бэйнард покраснел и громко сказал:
— Мисс Фенуик, я хочу познакомить вас с вашей предшественницей.
Увидев меня, девушка ничуть не смутилась. Дружеским жестом протянув мне руку, она шутливо заметила, что, должно быть, она не очень удачная замена такому образцовому работнику, каким, она слышала, была я. В это время глаза мистера Бэйнарда с тоской и безнадежностью смотрели на нее.
Когда я ушла, я поняла, что должна устраиваться где угодно, но только не у мистера Бэйнарда. Я слишком много узнала о нем, я узнала историю его маленькой и печальной любви, пришедшей к нему так поздно, что он даже не попытается теперь бороться за нее. Некрасивый, сварливые и неприятный, он каким-то образом сумел завоевать недолгую симпатию этой энергичной девицы. Это была одна из тех неразрешимых загадок любви, которые вновь и вновь будут повторяться, неизменно вызывая улыбки и недоумение. Мы так и не поймем, что люди «находят» друг в друге, и нелепо задаваться этим вопросом. Как раз когда мистер Бэйнард решил, что любовь — это забава для неразумных юнцов и девиц, к нему пришло это чувство и вселило опасную надежду. Без нее он спокойно жил бы в своем уютном маленьком домике, с заботливой женой, двумя подрастающими дочками и своим увлечением любительской сценой. Теперь же, когда у него отняли спокойствие безнадежности, словно у хромого костыль, он был несчастен и растерян. Он никогда уже не будет прежним мистером Бэйнардом.