Кристина

Лицо Нэда приняло довольно странное выражение. Он спросил, как понимать мои слова и в чем я поймала его. Все так же шаловливо (когда я вспоминаю об этом, я до сих пор ежусь от стыда, ибо легче видеть себя смешной сейчас, чем в годы юности) я подошла к его столу, вынула из ящика банковское извещение и, торжественно положив его на диванную подушку, с видом королевского герольда, вручающего Золушке ее хрустальный башмачок, преподнесла его Нэду.

— Вот! — воскликнула я. — У нас в банке 842 фунта, 7 шиллингов и 5 пенсов. И после этого ты смеешь говорить, что не можешь купить мне шубку?

Нэд взял в руки извещение. Какой-то миг его лицо не выражало ничего, словно он спал с открытыми глазами. А затем оно все залилось краской и как-то даже вздулось. Губы его плотно сжались.

Я все еще держала в руках подушку, но он сильным ударом выбил ее у меня из рук.

— Дура! — воскликнул он. — Так вот как ты решила пошутить!

Я была напугана и растеряна.

— Право, я всего лишь немного подурачилась. — Я решила, что его разозлила моя шутка с подушкой. — Я думала ты обрадуешься.

— Чему, черт побери, я должен радоваться?

— Что у нас есть деньги. Разве плохо, что у нас в банке лежит такая сумма?

— Ты действительно воображаешь… — начал было он, но тут же замолчал. — Да, очевидно, ты действительно так думаешь. Ты и вправду дура. Ничего подобного я еще не встречал.

Я умоляла его объяснить мне, что все это значит. Это была наша первая серьезная размолвка после свадьбы.

— Эти цифры совсем не означают наш капитал и банке. Это наш долг банку.

Я все еще не понимала. Терпеливо, тихим, но дрожащим от ярости голосом Нэд объяснил мне значение этих красных цифр.

— Теперь ты видишь, — закончил он, — как было бы дико, если бы я радовался.

Да, теперь я поняла. Однако, пока он растолковывал мне все это, в моей душе зрело чувство протеста. Я успела обдумать и взвесить его реакцию на мой невинный поступок, ту грубость, с какой он разговаривал со мной. Я больше не девчонка, которой лестно внимание взрослого мужчины. Я жена и не хочу, чтобы со мной так обращались.

— Что ж, — сказала я, — очень жаль, если по твоей вине мы очутились в таком печальном положении. — Я отошла вглубь комнаты, так как там чувствовала себя в большей безопасности.

— Не суйся не в свое дело! — выкрикнул он даже с каким-то удивлением и вскочил с кресла. — Твое дело — это дом. А понадобятся мне твои советы, тогда я тебе об этом скажу.

Я попросила его не разговаривать со мной таким тоном. Я не потерплю этого.

Я думала, что он рассердится еще больше. Но уже более спокойным голосом он сказал:

— Тебе не понять этого, Крис. Просто мне не повезло. Тут ничего не поделаешь.

— Ты мог бы, во всяком случае, принять какие-то меры, если бы бывал в конторе каждый день. Но ты предпочитаешь оставлять дела на таких ничтожеств, как Хайнет.

— Нужно же человеку иногда развлечься после работы.

— Разве ты после работы играешь в свой дурацкий теннис?

Он снова сел и опустил руки между колен. Я ждала, что он скажет. Наконец с каким-то странным мальчишеским отчаянием в голосе он сказал:

— Мне никогда не хотелось браться за это проклятое дело. Я хотел быть солдатом.

Возможно, ему повезет, сказала я, и специально для него затеют какую-нибудь войну. Сказав это, я тут же пожалела, ибо впервые говорила таким сварливым тоном.

— Извини, я не хотела этого сказать.

Но он словно бы не слышал меня.

— Они всегда принуждали меня, все. — Он помолчал. — Я так устал. Я устал, как собака, Крис.

— Что же нам делать?

— Бороться дальше. Банк пока не будет беспокоить меня с этим долгом.

— Прости меня, Нэд, — сказала я. — Я бы помогла тебе, если бы знала, как. Я могу снова вернуться на работу.

— Я не хочу, чтобы об этом знала моя семья. — Он намеренно игнорировал мое предложение пойти работать; он не желал об этом слышать.

Я спросила, не придется ли его родителям все равно помогать нам, если наши дела пойдут совсем плохо.

Он покачал головой. Они дали ему последнюю возможность. Он взял меня за руку. Мы оба молчали. Вид у Нэда был действительно очень усталый, темные и глубокие тени легли на его лицо. Я знала, что одержала победу, но она не радовала меня. Мне не нужна была эта победа — победа над близким человеком. Я бы хотела смотреть на него с благоговением, восхищаться им, учиться у него, идти за ним и искать у него утешения. А теперь мой брак предстал передо мной в своем истинном свете и мне ни о чем не хотелось думать; нужно было сберечь ясную голову для той моральной перестройки, которая мне предстояла.

Глава III

Когда впервые убеждаешься, что беспощадная правда чаще всего обрушивается на тебя в моменты наибольшей успокоенности, жизнь начинает пугать, и ты вдруг видишь непрочность построенного тобою мирка.