Ему показалось, что он изрек некую истину, и, возможно, это так и было, но я обратила внимание лишь на слова «немало лет». Годы и годы, думала я, а я уже так устала. И все же я спросила, чтобы избавиться от последних остатков ревности, не имевшей теперь никаких оснований:
— Как ты считаешь, Айрис красива?
— Так себе. Ничего особенного.
Я заметила, что в тот вечер, когда она заставила его подарить ей цветок, он, должно быть, думал иначе.
— Нет. Она никогда мне особенно не нравилась. Но в тот вечер ты нравилась мне еще меньше.
Об Айрис мы услышали еще раз в начале декабря: в «Таймсе» было помещено сообщение о ее бракосочетании в Париже с Хайме Силвера де Кастро из Бразилии.
Я позвонила Каролине и спросила, видела ли она газету и не знает ли подробностей, но она ничего не знала.
— Ну, что ж, — сказала я, — подождем.
Я была уверена, что миссис Олбрайт не заставит нас долго ждать, и оказалась права. Как-то утром она навестила меня. На ней были новые меха и довольно много косметики; манеры ее тоже изменились. Она опустилась на диван с таким видом, будто вообще не привыкла ходить пешком, и приняла позу томно догорающей свечи.
— Милая Кристина, ты должна простить нас обеих за то, что мы держали все в тайне. Будь великодушной. Все произошло так неожиданно и в такой спешке… — она бросила на меня быстрый взгляд, чтобы убедиться, что я ей верю. — Айрис все же пожертвовала своей карьерой, — заключила она.
— Мне очень жаль, — ответила я, чтобы как-то помочь ей.
— Пожертвовала как раз тогда, когда все усилия увенчались успехом, и ею заинтересовался С. Б. Кочрен.
Миссис Олбрайт, сжав губы, словно от боли и сожаления, закрыла глаза, но тут же снова открыла их. Наклонившись вперед, она порывисто положила мне руку на локоть. — Но ничего. Хайме такой милый, хотя и немного старомоден, — ни за что не хочет, чтобы его жена оставалась в театре. Айрис почти не жалеет. — Затем она добавила уже совсем другим тоном: — Теперь мне все равно, пусть рожает детей и теряет фигуру. Она всегда была ужасной лентяйкой.
Вынув маленький позолоченный портсигар, миссис Олбрайт открыла его, и я увидела голубые, розовые и зеленые сигаретки с золотыми ободками.
— Через месяц они с Хайме уезжают. Хотят обосноваться в Буэнос-Айресе, где у него дело. Я только надеюсь, — устало промолвила она, — что богатство не испортит мою девочку. Я всегда хотела, чтобы она была как можно более естественной. — Она помолчала. — Могу я передать ей, что ты желаешь ей счастья?
— Конечно, — сказала я и почувствовала укол зависти. Мы с Нэдом не были богаты. Мне никогда не бывать в Париже, не говоря уже о Латинской Америке. Я подумала: Айрис поедет туда, но она все равно ничего не увидит, для нее это все равно впустую. А как бы я использовала это, сколько бы всего повидала! — Я напишу ей, — сказала я. — Вы дадите мне ее адрес в Париже?
Миссис Олбрайт записала мне адрес Айрис.
— Через некоторое время я тоже поеду к ним, как только у Айрис будет свой дом. Стану бедной родственницей, представляешь? Хотя Хайме очень щедр. Он не забыл меня, — она окинула взглядом свои меха. — Мне буквально приходилось уговаривать его не делать мне столько подарков.
Поднявшись, чтобы распрощаться со мной, она несколько отстранила меня и оглядела со всех сторон.
— Должно быть, тебе уже недолго осталось ждать. Как все это будет ново и интересно для тебя! Что ж, Кристина, может статься, в этом и есть твое счастье.
Я спросила, почему она так думает. Странно сдавленным голосом она ответила:
— Ведь тебе не пришлось пожертвовать карьерой. Айрис могла бы добиться успеха. Она знала, что я мечтаю об этом. Я увидела бы ее имя на афишах. — От набежавших слез ее глаза казались большими, — от крупных, щедрых, как хороший дождь, слез, которые так легко умела проливать ее дочь Айрис; но у матери это были слезы гнева и разочарования. — Она всегда все делала мне назло, всегда! — не выдержав, воскликнула миссис Олбрайт. — Что бы я ни попросила, она всегда все делала наоборот. Вместо карьеры, о которой я так мечтала для нее, она вдруг выходит замуж за противного старикашку, годного ей в отцы. Правда, и ты вышла замуж за человека, который намного старше тебя, но тебе нечего было терять.
Она показалась мне старой и больной. Она крепко зажмурила глаза, но слезы, как бисер, катились по щекам.
— Вы расстроены, потому что все случилось так неожиданно, — сказала я.
— Да, это верно. Что поделаешь? Я успокоюсь. — Она вынула сильно надушенный платок и приложила его к глазам. — Все матери — эгоистки! — воскликнула она, словно повторила обвинение, кем-то уже брошенное ей, и ушла.
Декабрь был месяцем новостей. Через несколько дней после визита миссис Олбрайт мне позвонила Каролина и сообщила, что муж оставил ее.
— У него другая женщина, — сказала она, как всегда выражаясь осторожно, — которая не знает его ужасной тайны. Ему с ней легче, чем со мной, понимаешь? Он оставил мне квартиру и все прочее.
Я высказала предположение, что теперь она может развестись с ним.