Кристина

— Ну что ж, — согласился Лесли, тут же забыв о своей щепетильности. — Вот, мадам, неплохая щетка, взгляните. Из настоящей свиной щетины. Уверяю вас, что за эту цену вы нигде не достанете товар такого качества.

Я спросила, сколько стоит эта щетка. Он окинул оценивающим взглядом переднюю, ту часть гостиной, которая была видна через открытую дверь, и мое платье. — Только для вас, мадам, — восемь шиллингов и шесть пенсов.

— Это очень дорого, — сказала я.

Он заверил меня, что я нигде не куплю такую превосходную щетку по столь низкой цене. Я поняла, что он заломил такую цену только потому, что знал мою слабость к хорошим вещам. Я предложила пять шиллингов. Он согласился уступить щетку за семь шиллингов и шесть пенсов. Наконец я уплатила шесть шиллингов и шесть пенсов, — на шесть пенсов больше, чем с меня взяли бы за такую же щетку в лавке на Баттерси-райз. Продав мне щетку, он снова превратился в прежнего Лесли и заговорил утробным голосом.

— Скажи мне, — спросил он, захлопывая чемоданчик, — ты счастлива?

Я ответила, что счастлива.

— По-настоящему?

— Конечно, — сказала я громко и, как мне казалось, искренне.

— Меня не обманешь. Я слишком хорошо тебя знаю. — Рука его уже лежала на дверной ручке. Он словно над чем-то размышлял, низко опустив голову, на которую уже водрузил свой котелок. — Значит, счастлива. Так, так. — Конструкция фразы была необычной для Лесли. Я подумала, не убедил ли он себя сейчас, что он немецкий граф — он всегда любил фильмы производства УФА. — Счастлива. Но жизнь — это коварная штука, малютка Кристина. Я хочу, чтобы ты знала: если тебе понадобится поплакать на чьем-нибудь плече, можешь рассчитывать на мое. Оно будет ждать тебя. — Я поблагодарила его. Я хотела, чтобы он поскорее ушел и не заметил, что я действительно готова расплакаться. На мгновение прошлое словно камень придавило меня. Вдруг Лесли добавил весьма нелогично:

— Прощай, моя дорогая. Возможно, мы никогда больше не увидимся.

Я смотрела, как он сбегал с лестницы, размахивая своим чемоданчиком. Бедняга Лесли, первый человек, полюбивший меня, давший мне уверенность в себе; Лесли, живущий в мире своих фантазий, свободно путешествующий в нем по паспорту вымышленного королевства; бедняга Лесли и счастливчик Лесли, который узнает, что такое бедность, безработица и отчаяние, но никогда не узнает самого себя и всегда будет видеть себя лишь таким, каким ему больше всего хочется себя видеть.

Я закрыла дверь и тут же перестала о нем думать.

Глава VIII

В эти годы кварталы между Клэпемом и Баттерси скорее напоминали деревню, с присущей ей простотой нравов и смешанностью классовых прослоек. Мелкие чиновники и служащие, жившие в Норф — и Вест-Сайде, ходили за покупками в магазины на Баттерси-райз и Сент-Джонс-роуд. Иногда в целях экономии и ради развлечения они посещали открытые ряды на Норткот-роуд, где по субботам, на ярко освещенных нафтоловыми лампами лотках, можно было недорого купить нужную вещь. Они пили кофе в кафе универмага «Ардинг и Хоббс», влюбленные пары бродили среди рекламных образцов «меблированных квартир», воображая, что они у себя дома, а те, кто не был влюблен и был прилежен, сидели, склонившись над книгами, в пахнущих кипарисовым деревом залах Справочной библиотеки на Лавандовом Холме — экзамены на аттестат зрелости были не за горами. Куда бы вы ни пошли, вы везде здесь встречали друзей и знакомых.

В один прекрасный день на Баттерси-райз я неожиданно столкнулась с миссис Олбрайт; не потрудившись даже взглянуть на мою талию, она набросилась на меня:

— Ты совсем забыла нас.

Был душный августовский день. Я очень устала, и мне было трудно долго стоять на ногах. Я извинилась и сказала, что была занята. На лице миссис Олбрайт мелькнуло некоторое подобие улыбки.

— Айрис огорчена, что все лучшие друзья забыли ее. Никто из вас не зайдет.

Кончик ее любопытного носа пришел в движение. Несмотря на жару, у нее был озябший вид и синие пятна на крыльях тонких ноздрей.

Я решила быть с ней откровенной и напомнила, как совсем недавно она приняла Каролину, случайно забежавшую днем к Айрис: она заявила ей, что ее дочь до четырех часов дня никого не принимает.

— Это очень обидело Каролину, — сказала я.

— Почему? — удивилась миссис Олбрайт. — Ведь Айрис работает до поздней ночи. Само собой разумеется, что ей нужен отдых днем. — Она умолкла. — Конечно, для тебя она всегда дома. Ты ее самая близкая подруга.

Я сказала, что постараюсь зайти.

— Мне кажется, она несколько обижена, — заметила миссис Олбрайт, — что ее лучшая подруга так не откровенна с ней. Она случайно узнала от посторонних, что ты в ожидании счастливого события.

— Я не делаю из этого секрета. Просто я мало выхожу.

— Ты ждешь на рождество? — расспрашивала миссис Олбрайт, хотя ей все уже было известно. — Подумать только, вы все уже замужем и устроены, одна Айрис так засиделась, — вдруг вырвалось у нее с горечью.

Мне хотелось домой. У меня болели ноги, а надвигавшаяся гроза буквально придавила меня своей тяжестью. И все же я не удержалась, чтобы не сказать ей: