Кристина

— Мне всегда казалось, что вы против того, чтобы Айрис рано выходила замуж и портила себе карьеру.

— Конечно, не за первого Тома, Дика или Гарри. Но у нее есть сейчас один поклонник, и я сказала ей, что она будет дурой, если упустит его. — В полуподобострастном, полунасмешливом тоне она принялась рассказывать о поклоннике Айрис. Он богат, не очень молод, торговец драгоценными камнями, родом из Португалии; каждый вечер он ждет Айрис у театра, осыпает ее цветами и восхитительными, не очень дорогими подарками, которые было бы глупо возвращать.

— Предположим, — заметила миссис Олбрайт, мужественно допуская худшее, — ее карьера не оправдает наших ожиданий. — В ее голосе зазвучали резкие нотки; ей нелегко было говорить о том, что давно мучило ее. — В этом случае у нее хоть будет что-то за спиной. Тысячи, — добавила она на тот случай, если я сама не догадаюсь. — Но она разборчивая невеста, принцесса на горошине. Я ей говорю: Кристина, как разумная девушка, не выбирала, она взяла то, что ей предложили.

— Я сама выбрала Нэда, — запротестовала я, достаточно еще простодушная, чтобы тут же попасться ей на удочку.

Она посмотрела на меня со странной улыбкой, но ничего не сказала.

Кто-то из общих знакомых, выйдя из магазина, буквально нос к носу столкнулся с нами, но при виде миссис Олбрайт, поспешно перешел на другую сторону улицы. Дики как-то заметил, что он безошибочно может сказать, когда миссис Олбрайт выходит из дому — все пешеходы квартала словно сквозь землю проваливаются.

— Айрис сейчас на переломе, — продолжала она. — Она только что закончила сниматься в своем первом фильме. Если ее ждет успех, кто знает, может дон Хайме и не понадобится.

Она произнесла это имя с такой нарочитой манерностью, что мне пришлось спросить, как оно пишется.

— У нее очень маленькая роль, — рассказывала дальше миссис Олбрайт, — но это настоящая находка. Фильм выйдет на экраны через месяц. Айрис поет в нем старинную английскую балладу.

Теперь, когда она сообщила мне все, что хотела, ей больше незачем было задерживать меня. Однако не успела я сделать и пяти шагов, как она снова догнала меня; веки ее дрожали, нос заострился.

— Навести девочку и постарайся образумить ее. Она всегда прислушивалась к твоим словам. Она боготворит тебя. Скажи ей, что синица в руке лучше журавля в небе.

Но я не навестила Айрис: все было в прошлом, выцвело и запылилось, как тряпичная кукла на ее туалетном столике.

Когда мы с Нэдом посмотрели ее фильм, мы поняли, что карьера Айрис не сулит ей многого. Ее лицо с необычайно мелкими и тонкими чертами выглядело бледным пятном на экране, который не мог передать ее нежных красок. Голос, записанный на пленку, звучал манерно, чего я обычно не замечала, разговаривая с ней; должно быть, только слепые способны по-настоящему слышать голоса, ибо у них они не соединяются ни с улыбкой, ни с очаровательным трепетом мускулов лица, ни с печалью или радостью, светящейся в глазах. И без того маленькая роль, доставшаяся Айрис в этом фильме, была, без сомнения, еще больше урезана при монтаже, а песенка снята совсем.

И все же в тот вечер мне казалось чудесным, что я вижу Айрис на экране и что миллионы людей тоже увидят ее, и, возможно, захотят узнать ее имя. Я поймала себя на том, что слежу за Нэдом со вновь вспыхнувшим чувством ревности. В последнее время мы были сравнительно счастливы, ибо бывают моменты, и нередкие, даже в очень неудачных браках, когда все идет хорошо и даже в повседневном общении друг с другом люди испытывают чувство, похожее на нежность. Иногда достаточно общей неудачи, чтобы создать иллюзию разделенного счастья. Мой собственный брак, неудачный с самого начала, подтверждал это. Иногда нас с Нэдом сближала мысль о ребенке.

И все же Нэд не был влюблен в меня, как прежде. Его ласки стали короткими и заученными. Мы реже бывали близки. Его начал интересовать ребенок, он гадал, кто будет — мальчик или девочка, и на кого будет похож. На меня он смотрел теперь без прежнего обожания.

Я не сильно раздалась в фигуре, и мне казалось, что беременность не портит меня. И все же я завидовала девушкам, которым в это жаркое лето удавалось быть такими привлекательными даже в самых простых нарядах. Мне хотелось, чтобы Нэд успокоил меня, сказал, что я так же мила, как они, так же мила, как прежде.