Критская Телица

Самым страшным считался рабский рынок на Делосе. О нем ходили чудовищные слухи. Строптивых пленников стращали Делосом, куда любили наведываться сирийские и вавилонские торговцы, а об участи людей, угодивших им в когти, лучше было не думать вообще.

Гребцы взмахнули веслами, судно убыстрило ход, понеслось неудержимо, достигло полосы свежего утреннего ветра и развернуло парус. Удостоверившись, что требуемая скорость набрана, Расенна передал кормило моряку понадежнее, приблизился к связанной, плачущей пленнице и обратился вежливо, любезно, мягко:

— Неэра, дочь царя тринакрийского, я счастлив приветствовать тебя. Ничего не бойся, ибо ждущая впереди участь окажется — хочешь, верь, хочешь, нет — завидна и сладостна. Даю слово, а лгать беззащитной и беспомощной, сама понимаешь, нет ни нужды, ни корысти.

Так, или примерно так, приветствовал он впоследствии каждую полонянку и, надо сказать, речь гораздо чаще оканчивалась успехом, нежели неудачей.

Он был, ко всему вдобавок, неплохим психологом, этот хищный этруск.

— Продадите в рабство? — дрожащим голосом, глотая слезы, вопросила Неэра.

— В том-то и дело, что нет, — сказал Расенна.

— Зачем же меня... уволокли?

Берег Тринакрии постепенно превращался в узенькую, нитевидную полоску, а затем и вовсе исчез, нырнул за синий предел окоема.

«Бежать уже невозможно», — подумал этруск.

— Я поведаю об этом за добрым завтраком и кубком разбавленного вина. Здесь, на корабле, ты окружена друзьями.

— Скорее, похитителями, — слабо улыбнулась немного приободрившаяся Неэра.

Поняв, что ее не намерены изнасиловать всем скопом, девушка вздохнула с невыразимым облегчением, а Расенна говорил столь искренне и разумно, что надлежало верить.

Разрезав путы, пират учтиво предложил царевне припасенный хитон, тактично отвернулся. Неэра вскочила и со всевозможным проворством облачилась.

— Окажи милость, отведай наших скромных яств и питья, — пригласил Расенна. — Сам я, увы, не в состоянии угостить царскую дочь надлежаще, — однако та, которая послала за тобою...

— Та? — недоуменно вскинула брови Неэра. — Послала? Я не...

— Поймешь. Постараюсь пояснить. Но сперва позавтракаем...

Истинной правды этруск, безусловно, не открыл.

— Та, которая послала корабль, — критская повелительница Арсиноя, — сумеет оказать желанной гостье приличествующий прием.

— Арсиноя?! Знаменитая красотой и славная несметными богатствами? Но зачем я потребо...

— Терпение! — Ладонь Расенны мягко вознеслась, призывая Неэру смолкнуть. — Царица желает втайне побеседовать с тобою о чрезвычайно важном для нее деле.

— Какое дело может быть у великой царицы к скромной, безвестной царевне? Ты обманываешь, незнакомец!

— Напротив, говорю чистейшую правду. Рассуди здраво: если бы я намеревался продать тебя, неужто пустился бы на бесцельные ухищрения, липшие хлопоты? Чего проще — связать, доставить по назначению, потом отмыть хорошенько, и с рук долой. А монету — в кошелек. Верно или нет?

Неэра кивнула.

— Посему будь умницей и спокойно жди прибытия. Остальное пояснит владычица острова...

* * *

Царь Идоменей сам не ведал, как ему повезло.

Во-первых, на миопароне плыл соглядатай Гирр.

Во-вторых, корабль Арсинои повстречал царскую пентеконтеру в непосредственной близости от критского побережья.

Вот и осталась тройная медная труба, тщательно установленная Эпеем подле самой мачты, без употребления.

Расенна беспрекословно дозволил взять себя на абордаж и предоставил переговоры усмотрению Гирра. Спасая собственную шкуру, здраво рассудил этруск, этот наглец должен явить чудеса изобретательности. Сукин сын хорошо известен во дворце — пускай работает языком, покуда не вывернется из тяжкого затруднения сам и не вытянет презираемых им товарищей.

Так и получилось.

* * *

Подробно пересказывать бойкое вранье критянина вряд ли имеет смысл, да читатель, вероятно, и догадаться успел, какого свойства легенду выслушал Идоменей от верного царицына охранника. Лавагет и верил, и не верил потокам изрыгаемой чуши. Велел миопароне идти впереди, встать на якорь посреди гавани, ждать распоряжений.

Остальное уже известно.

* * *

Далеко за полночь Расенна вновь бросил якорь — на сей раз в узкой бухте к западу от Кидонии. Неэру почтительно свели по сходням, препроводили до дворцовой стены, служившей гранью городской черты, через потайную дверь проникли в заповедную отныне часть гинекея.

Рефий принимал добычу и добытчиков самолично.

— Следуйте за мной, — бросил он отрывисто и, развернувшись кругом, возглавил небольшое шествие.

— Где мы? — шепнула Неэра.

— У повелительницы, — коротко отвечал Расенна.

Ошеломленная исполинскими размерами здания, девушка примолкла и непроизвольно жалась поближе к этруску, выказавшему себя столь же заботливым, сколь и любезным спутником.