Критская Телица

— Когда подбирали команду, — прервал Расенна, — предполагалось: каждый достаточно осведомлен в морском деле. Включая, между прочим, — этруск ухмыльнулся, — надзирателя... Мне и на ум не могло придти, что люди понятия не имеют, куда приплыли!

Критянин плюнул от ярости.

— Вот и видать моряка, — невозмутимо промолвил капитан. — Сигерис, будешь свидетелем: досточтимый Гирр харкнул на палубные доски. Общеизвестно: это вернейший способ навлечь на судно гнев богов! Теперь, ежели приключится неладное, знаем, кого надлежит винить...

Сигерис каким-то чудом успел очутиться меж Расенной и Гирром.

— Выбрали время ссориться! — воскликнул он. — Лучше за берегом присматривайте в оба! Занесла нелегкая!

— Не беда, — ободрил наемника этруск. — Ребяткам не грех поразмяться, мечом помахать. А то совсем обленились.

Несколько гребцов, разумевших по-критски, торопливо передавали товарищам суть оживленного препирательства. Поднялся тихий, испуганный ропот.

— Эй, мальчики! — сказал Расенна, переходя на эллинское наречие, понятное большинству, бывшее в Средиземноморье своеобразной lingua franca[40]. — Извольте успокоиться. Клятвенно заверяю: кораблю не грозит ни малейшая опасность. Амазонки, нам грешным не в пример, не шныряют по морю, и преследовать не станут. Это народец сугубо и трегубо сухопутный.

— Думаешь, они вывернутся? — спросил этруска Сигерис.

— А что же им еще делать остается? — ответил вопросом на вопрос хитроумный Расенна. — Знали, чего хотели, за тем самым и отправились. Теперь уж — либо уд в устах, либо голова в кустах...[41]

Эта на ходу изобретенная этруском поговорка, пережила тысячелетия и, наконец, несколько видоизменившись, закрепилась в одном из языков нынешней Европы.

* * *

Коротко просвистела стрела, внятно хрустнула пронзенная цель, подбитая утка закувыркалась в воздухе и шлепнулась неподалеку от речного берега, подняв немало брызг.

Фермодонт — неторопливая река, но все же добычу не следовало отпускать по течению, ибо плавни густо поросли камышом, и вполне могли поглотить сраженную дичь, оставив охотницу с носом.

Эфра проворно кинулась в воду и, сильно взмахнув руками, поплыла.

Стройная, сильная, смелая, девушка славилась как непревзойденная воительница и несравненная охотница. За считанные мгновения одолев пятьдесят с небольшим локтей, она подхватила качавшуюся на мелких волнах утку. Острие стрелы ударило точно под левое крыло.

Довольная собой, Эфра легла на бок и, гребя одной рукой, направилась вспять.

Выбралась на влажную, подававшуюся под стопою, почву.

Серая цапля. Селезень. Две утки. Вовсе недурно!..

Можно было со спокойной совестью отправляться домой.

Вечерело. Солнце стояло над западным горизонтом, утопало в сизых, лиловых, багряных полосах закатных туч. С востока плотной, непроницаемой для взора пеленой подымалась и растекалась по небу мгла. Благоухало степное разнотравье.

Эфра неспешно связала добытым птицам лапки, освободила тетиву лука, тщательно перебрала стрелы в колчане, расправляя оперение каждой, располагая длинные — почти в два локтя — древка в плотном и удобном порядке.

Нудно, монотонно звенели подымавшиеся над речным устьем полчища комаров.

Пора, пора!..

За спиной внезапно и резко прошелестели травяные стебли.

Эфра обернулась — и тотчас опрокинулась навзничь, поверженная чьими-то могучими руками.

Выучка, приобретенная в ежедневных упражнениях и многочисленных походах, не пропала впустую. Еще не понимая, что, собственно, случилось, молодая амазонка закинула руки за голову, вцепилась в лодыжки нападавшего, совершила полукувырок назад и резко поддала неизвестному ногой пониже груди. Человек охнул и грохнулся.

Эфра вскочила во мгновение ока, развернулась, выхватывая из ножен узкий обоюдоострый кинжал, прищурилась.

Временно ставший безвредным незнакомец катался по земле и прилежно пытался вздохнуть, однако над метелками ковыля дружно и внезапно возникли еще восемь косматых голов.

Сколь ни отважна была молодая амазонка, а вздрогнула от неожиданности и отступила на шаг.

«Ахейские лазутчики! — мелькнула в мозгу Эфры страшная догадка. — Это конец...»

Бросаться в реку не стоило труда: пловец являет лучнику или пращнику почти идеальную мишень. Нырять и двигаться под водой, иногда подымаясь к поверхности за глотком воздуха, тоже не имело смысла: даже возникнув на краткий миг, за который и отдышаться-то не успеешь, амазонка оказалась бы досягаема, по меньшей мере, для полудюжины стрелков, ибо поднаторелые в боевой тактике эллины безусловно взяли бы веерный прицел и поджидали, натянув тетивы.

Не рассуждая, не колеблясь, Эфра издала протяжный, вибрирующий крик: сигнал о крайней опасности, далеко разнесшийся над пустынной вечерней степью и достигший ближайшего конного дозора из числа тех, что непрерывно — днем и ночью — разъезжали в окрестностях Фемискиры.

Грозно зашуршала трава.

Опомнившиеся от неожиданности пришельцы разом ринулись на девушку.