Кроме Стоунхенджа

Это была настоящая мини-культура, лишенная руководства, которое творчески отозвалось бы на внешнее воздействие в духе Тойнби. Появился аэропорт, а с ним реактивные самолеты, песеты, доллары, английские фунты. Начался строительный бум, и за два-три года селение преобразилось. Глашатаем перемены стал мотороллер. Рыбак, живший напротив домика, где мы проводили свободные дни, со всеми подробностями поведал своим друзьям, как эта машина куда быстрее осла увезла его за многие километры в то место, где он обучался строительному ремеслу. Он сидел в вымощенном кварцем узком переулке, а его жена отмывала мотороллер, после чего машину торжественно вкатили на ночлег в парадную комнату, выложенную гранадской плиткой. Затем зафыркали новые мотороллеры, еще и еще, появились радиоприемники, телевизоры, интерес к рекламе, заброшенные лодки, эспланада для прогулок над морем, домики были снесены, очистив место для многоэтажных отелей, а новоявленных строителей с их семьями переселили на задворки селения.

Ничего плохого тут, конечно, не было; это считалось прогрессом. Материальное положение местных жителей улучшилось; впрочем, такой заметный шаг вперед затем заметно подпортила сильная инфляция. Да, прогресс! Но этот случай отлично иллюстрирует хрупкость культурного уклада. Что-то при этом погибло безвозвратно.

Я не социолог, но по временам я размышляю о том, возможно ли сохранить культуру, которой грозит опасность? Каким способом? Да и мыслимо ли это вообще? Есть ли смысл создавать «национальные заповедники культуры»? Обширные районы, которые строго сохранялись бы и куда посетители приезжали бы полюбоваться особым образом жизни, как любуются они красотами природы, например, в Йосемитском национальном парке? Нет, по такие, как индейские резервации XIX в. То были гетто, слишком тесные, слишком бедные естественными ресурсами, чтобы в них могла сохраняться индейская культура. Да и стояла за ними ожесточенная вражда между переселенцами и индейцами. И не городки-музеи народного быта вроде Плимут-Плантейшен или Вильямсберга. Нет, это очень хорошая идея, находящая превосходное воплощение, но культура тут воссоздается словно на сцене, а не живет живой жизнью. Члены амишевской секты меннонитов и пенсильванские немцы сохранили свой уклад, несмотря на натиск новой материальной культуры. У них есть объединяющий их стержень религиозных и социальных понятий. Для них культура, лежащая вне пределов их общины, остается чуждой. Как-то я заговорил с женщиной из амишевской секты. На ней было длинное серое платье, стоптанные ботинки и белый чепчик. Случилось это в августе, и она нарвала для моей жены целую корзину спелых кукурузных початков. Когда мы предложили ей деньги, то услышали в ответ: «Господь в нынешнем году послал нам поистине обильный урожай, а потому мы должны и другим уделять от его щедрот».

Чистые гуманисты пытаются разграничить техническое развитие и цивилизацию, материальные и духовные ценности. С точки зрения материальной культуры человечество с каждым шагом в будущее становится все менее примитивным. Мы наблюдаем прогресс от руки к мотыге, затем к конному плугу, затем к трактору. Музейные витрины демонстрируют нам прогресс в чисто техническом смысле слова: рубило, копье, стрела, пуля, ядро, бомба, ракета с ядерной боеголовкой. Ну, а нематериальные явления, которые перечислил профессор Колумбийского университета Джеймс Робинсон, – религия, язык, верования, мораль, эстетические понятия, все проявления человеческого духа и разума? Они ведь тоже мерило человека.

Пещерные рисунки, созданные в те времена, когда климат в Европе был не лучше гренландского, по общему мнению, ничем не уступают лучшим шедеврам, когда-либо созданным человечеством. Современный английский скульптор Генри Мур опирается в своем творчестве на искусство каменного века. Он сам говорит, что источником его вдохновения была «изумительная, любовно вырезанная девичья головка величиной с ноготь большого пальца», возраст которой определяется в 20 тысяч лет. Пикассо в своих вазах-лицах лишь повторил утраченное искусство Перу и Центральной Америки. Неграмотный Гомер все еще считается одним из лучших поэтов мира.

Я сам видел наскальные рисунки в пещере Ла-Пилета («Маленькая купель») в окрестностях Ронды, прилепившегося на обрыве крошечного городка, который послужил фоном для многих рассказов Хемингуэя о гражданской войне в Испании. Пещера эта очень глубока, она уходит на несколько сот шагов в глубь известняковой скалы и на полсотни метров вниз. Знаменитый аббат Брейль исследовал ее с помощью фонаря и веревки, на манер Тома Сойера. Так легендарный Тесей отправился в Кносский лабиринт, чтобы убить Минотавра, чудовищного человека-быка царя Миноса. Чтобы найти обратный путь, он разматывал клубок. Конец нити держала красавица Ариадна.