Кронштадтское восстание. 1921. Семнадцать дней свободы

Застрельщиками движения стали солдаты 1-го Пулеметного полка, самого большого в русской армии, насчитывающего 19 тыс. человек. Министр почт и телеграфа И. Г. Церетели объяснял это странное положение так: «Еще при старом режиме 1-й Пулеметный полк считался одним из самых разложившихся полков. ‹…› К этому полку, который назначен был к отправке на фронт, военное начальство непрерывно присоединяло разложившиеся элементы из других полков с тем, чтобы на фронте распределить их небольшими группами среди дисциплинированных частей»[53]

. Держа в Ораниенбауме вблизи столицы неблагонадежные части, власти, казалось, в первую очередь хотели ускорить революцию. После победы Февральской революции три из четырех батальонов полка передислоцировались в Петроград. Революционные заправилы полка решили воспользоваться соглашением Петросовета с Временным правительством о невыводе из Петрограда войск, участвовавших в революции, хотя 1-й Пулеметный полк в Ораниенбауме не принимал в ней никакого участия. Фронт решительно требовал присылки новых пулеметных команд. Полковой комитет, находившийся под сильным влиянием анархистов, объявивший 21 июня об отправке на фронт 30 пулеметных команд, постановил: «…в дальнейшем мы будем посылать команды на фронт только тогда, когда война будет носить революционный характер, который возможен только при устранении от власти капиталистов и переходе ее в руки демократии в лице Всероссийского совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов»[54]

. 2 июля 1917 г. петроградские анархисты приняли решение о мобилизации всех сил для организации выступления по свержению Временного правительства. Один из лидеров анархистов-коммунистов, член Петроградского и Кронштадтского советов И. С. Блейхман, переодевшись в солдатскую форму, повел агитацию за вооруженное выступление в казармах 1-го Пулеметного полка. 3 июля в 16 часов полк в боевом порядке двинулся к Таврическому дворцу – месту заседания ВЦИК Советов и Петроградского совета. К пулеметчикам присоединились солдаты Гренадерского, Московского и Павловского полков, а также рабочие, в большинстве путиловцы. Церетели, наблюдавший демонстрантов, писал: «С самого начала демонстраций на улицах началась стрельба, в результате которой были убитые и раненые. Кто был инициатором этой стрельбы? Провокаторы, затесавшиеся в ряды демонстрантов? Анархисты? Черносотенцы, стрелявшие в демонстрантов из-за угла? Или же наиболее фанатически настроенные большевистские демонстранты, горевшие желанием „пострелять в буржуев“? Если перечитать мемуарную литературу, относящуюся к июльским дням, станет ясно, что все эти факты, а также случаи простой панической стрельбы одних групп демонстрантов по другим, были налицо»[55]

. Большевики во всем обвиняли своих противников. Н. И. Подвойский, глава военной организации при большевистском ЦК, говорил о стрельбе 3 июля: «Несмотря на провокационные выстрелы, войска, за исключением 1-го Пулеметного, не употребляли оружия»[56]

. Мы считаем, что неожиданно вспыхнувшее июльское наступление исключало подготовку каких-либо засад. Большевистские авторы обвиняют в открытии стрельбы казачьи части, но казаки, отказавшиеся 4 июля выступить на защиту не только Временного правительства, но даже ВЦИК Советов, если вместе с ними не выступят пехотные полки, явно не могли пойти на самоубийственный обстрел Пулеметного полка. Весь вечер по городским улицам носились грузовики с вооруженными рабочими и солдатами, открывавшими беспорядочную стрельбу по окнам буржуазных домов.

3 июля в Кронштадт прибыла группа солдат-пулеметчиков и анархистов. Интересно, что кронштадтские большевики и анархисты ничего не знали о событиях в столице. В это время в Сухопутном манеже Ярчук читал лекцию «О текущем моменте», когда прибывшие из Питера пулеметчики, ворвавшись в зал, стали кричать: «Почему здесь занимаются теоретическими вопросами, когда в Петрограде льется кровь?» Все бросились на митинг на Якорную площадь. Если анархисты требовали немедленного выступления кронштадтцев, то в речах большевиков чувствовалась растерянность, о чем Ярчук писал в воспоминаниях: «В то время, как большевик Рошаль говорил на митинге о вооруженной демонстрации под лозунгом: „Вся власть Советам в центре и на местах“, другие члены партии вместе с Раскольниковым дежурили у прямого провода, ожидая решения Ц. К. партии, заседавшего в Питере. На вопрос Раскольникова, заданный Рошалю: „А что, если партия решит не выступать?“ – последний ответил: „Ничего, мы их отсюда заставим“»[57].