Она опасалась, что украинские коллеги не станут раскручивать задержанную по убийству Пушкаренко, им вполне достаточно раскрытия по Христине. По крайней мере, сама Лиза постаралась бы отвертеться от этого момента, быстро оформить Краснокутскую по эпизоду с Тиханской, а когда пришли бы официальные бумаги, свидетельствующие об её причастности к убийству Пушкаренко, дело, глядишь, передали бы в городской следственный комитет, а у неё, Лизы, всё чистенько и никакой бумажной волокиты.
Она бы и сейчас не стала надрываться, если бы знала, как иначе снять с Голлербаха статус обвиняемого.
То ли здешний следователь оказался энтузиастом, то ли справедливо рассудил, что без убийства Пушкаренко невозможно доказать мотив нападения на Тиханскую, во всяком случае этот уже пожилой приземистый мужчина выслушал Лизу очень внимательно.
Понимая, что не имеет здесь никаких полномочий, Лиза согласилась, чтобы её допросили официально, рассказывала о своём расследовании, с ужасом прикидывая, какой дичайший разнос ожидает её от руководства, когда выяснится, что она самовольно смоталась в Киев, то есть прогуляла работу. Но это ещё полбеды. Гораздо хуже, что она частным образом вступила в контакт с украинской полицией, разгласила им тайны следствия. «Сегодня тайну следствия, а завтра родину продашь!» – так и слышала Лиза крики начальства.
«Нужно было Руслана Романовича им подсунуть, – мрачно думала она. – Мало ли, обеспокоенный судьбой брата, он затеял частное расследование. Хотя он многого не знает, и как знать, были бы киевские коллеги так доброжелательны, не открой я все карты? Ну, почти все…»
Лизе хотелось самой побеседовать с гражданкой Краснокутской, но она понимала, что со стороны следователя будет чрезвычайной глупостью разрешить ей это.
Нужно срочно ехать домой, получать официальный факс с документами, свидетельствующими о причастности Краснокутской к убийству Пушкаренко, выносить постановление о снятии обвинения с Голлербаха, чтобы он мог скорее лететь сюда, к Христине.
А дальше, поскольку у Краснокутской два состава – один в Киеве, другой в Петербурге, начнётся дичайшая волокита, бюрократия и дипломатические переговоры, к которым Лизе, даст бог, уже не придётся иметь отношения. По уму, надо объединять дела по признаку более тяжкому, но украинцы могут упереться, что раз сами взяли обвиняемую, сами и будут расследовать.
Следователь допрашивал её довольно долго, Лиза старалась отвечать чётко, кратко и по существу, избегая тех манер, которые раздражали её саму, когда она находилась по другую сторону стола.
В светлом кабинете с почти такой же мебелью, как у неё (а с лампой так и в точности такой же), Лиза чувствовала себя свободно, а когда заглянул Ерёменко и принёс чай с домашними плюшками, сердце её окончательно оттаяло.
Плюшки выглядели восхитительно и источали дивный аромат, но говорить с набитым ртом было неловко, и Лиза только поглядывала на них.
В конце допроса поговорили о мотивах, вынудивших Пушкаренко скрыться из страны и искать убежища под крылом бывшей жены.
Следователь, горько смеясь, сказал, что гражданских исков для этого явно недостаточно. Например, та супружеская пара, с которой говорил Ерёменко, потеряла всякую надежду вернуть свои деньги. Пушкаренко заявил им: «Вы замучаетесь со мной судиться», и, как ни грустно это признавать, был прав. Недвижимости или другого ценного имущества у него не было, официальных заработков тоже. Мог объявить себя банкротом и дальше жить припеваючи, смеясь в лицо людям, которые доверились ему.
– Но гнев тёщи тоже слабоватый резон для побега из страны, – возразила Лиза, – тем более бывшей тёщи, и то неофициальной.
Вернее всего, незадачливый аферист, опьянённый безнаказанностью, решил поиграть в те же игры с людьми, предпочитающими не вступать в близкие отношения с правосудием и разрешать свои затруднения без посредничества закона. Деньги взял, квартиру разгромил, а когда понял, что возмездие может настигнуть и со стороны частных лиц, бежал.
Примерно такой виделась картина дел Пушкаренко. Возможно, и украинскому следователю тоже.
Расписавшись где положено в бланке допроса, Лиза всё-таки съела одну плюшку и вышла на крыльцо.
Она сделала всё, что было в её силах. Больше здесь делать нечего. Можно ехать в гостиницу или даже сразу в аэропорт.
Больше она ничего не сможет предпринять, пока не получит соответствующих бумаг. Господи, насколько всё было бы проще, если бы оба преступления совершились на территории одной страны!
– Вы запросы отправите насчёт её передвижений? – спросила Лиза вышедшего на крыльцо Ерёменко. – Я, как вернусь домой, первым делом.
Ерёменко молча вытащил из куртки мятую пачку сигарет, судя по незнакомому Лизе дизайну, местного производства, и протянул ей.
Лиза угостилась, и от едкого дыма сразу прояснилось в голове, ушла вялая усталость, вызванная долгим допросом.
– По этому эпизоду у нас всё в ажуре, полный фарш, – сказал Сергей. – А ваш как вы будете доводить, если она признание не даст, бог его знает! Пальто изымем, но она его почистила давно, не дура же.