Кровь драконов

Гест оказался пленником, заложником чужой жизни. А это совершенно не подобало наследнику уважаемого удачнинского торговца! Он никогда прежде не находился в столь отвратительных условиях и даже вообразить не мог, что ему придется путешествовать в трюме, потеряв счет долгим однообразным дням. Гест по-прежнему ходил в той самой одежде, которая была на нем, когда его умыкнул калсидиец. Сейчас она висела на нем мешком: элегантный покрой пал жертвой скудного питания и тяжелой работы. Он знал, что от него воняет, но поделать ничего не мог: в его распоряжении была лишь ледяная речная вода, однако Гест понимал, насколько опасно ею пользоваться. Задания, которые давал ему калсидиец, частенько требовали от него находиться на палубе в любую погоду. Его руки и лицо обветрились и покрылись язвами от дождя и яркого солнца. Наряд выцвел и износился. Гест уже не помнил, когда в последний раз его ноги были сухими. У него появились язвы на подошвах, а покрасневшая кожа на щеках и лбу постоянно зудела.

А еще молодому Финбоку до сих пор снились кошмары, в которых он избавлялся от трупов Реддинга и калсидийского купца. Тащить тело Ариха по узким темным переходам, чтобы в конце концов сбросить его вниз, было до отвращения противно. Потом он услышал, как труп с треском проламывался сквозь ветви, но звука удара о землю не последовало. Гесту стало страшно, но, как оказалось, это были еще цветочки. Затем калсидиец заставил его нести тело Реддинга, и они прошли по ветвям деревьев довольно далеко, неизменно выбирая те дороги, которые казались самыми безлюдными и заброшенными. Наконец они добрались до ветки, где страховочных веревок вообще не имелось. Гест тащил труп на плечах, словно охотник, несущий домой тушу оленя. Знакомый запах помады для волос, которой всегда пользовался Реддинг, смешивался с запахом крови, капавшей Гесту на шею. С каждым шагом ноша становилась все более тяжелой и ужасающей. Но Гест покорно ковылял впереди, а в спину ему упирался нож калсидийца. Гест подозревал, что, если бы упал с дерева, пока нес труп, его мучитель бы не слишком огорчился. Наконец калсидиец выбрал место, где суживающаяся ветвь пересекалась с соседним деревом. Гест устроил Реддинга на развилке и оставил там на съедение падальщикам.

— Муравьи и другие твари обглодают его до костей в считаные дни, — сказал калсидиец. — Если твоего приятеля вдруг и найдут, в чем я очень сомневаюсь, установить его личность будет абсолютно невозможно. А теперь мы вернемся обратно и уничтожим все следы твоего пребывания в Кассарике.

Убийца исполнил свое обещание буквально. Он сжег детские руки в керамическом очаге вместе с причудливыми шкатулками. Плащ Реддинга превратился в мешок, куда мужчина со шрамом ссыпал драгоценные камни, которыми были украшены шкатулки. А затем он куда-то ушел, предупредив Финбока, чтобы тот не вздумал сбежать. Гест подозревал, что калсидиец отправился убивать женщину — владелицу древесной комнатушки. Так или иначе, но проделано это было бесшумно. Сжимая зубы, чтобы не стучали, Гест твердил себе, что, возможно, хозяйка просто получила за молчание много денег. Но в любом случае калсидиец отсутствовал очень долго, и Гест, оставшийся в одиночестве, скрючился на стуле в комнате, где воняло горелой плотью и свежей кровью. В помещении царил полумрак, и Гест никак не мог отогнать страшное видение: обезображенный Реддинг смотрел на него из развилки ветвей. Калсидиец нанес ему множество порезов, покрывая сетью ран, пока знакомые черты красивого лица не исчезли под ошметками кожи. А глаза Реддингу так никто и не закрыл.

Гест всегда считал себя настоящим дельцом, хитроумным и безжалостным. Обман, шпионаж, нечестные сделки на грани настоящего воровства вошли у него в привычку. Он не видел никакого смысла в том, чтобы быть честным или благородным. Торговля — жестокая игра, и, как часто повторял его отец, тут каждый сам за себя. Гест был тертым калачом и думал, что его уже ничто в этой жизни не смутит. Однако он еще никогда не становился соучастником убийства. Нет, Финбок не любил Реддинга — в том смысле, в котором употреблял это слово Седрик. Но Реддинг был умелым любовником и приятным собеседником. А после его смерти Гест остался один-одинешенек. Теперь ему предстоит самостоятельно выпутываться из этой мерзкой истории — но как? Он даже не представлял.

— Я не хотел ничего такого, — бормотал он, обращаясь к угасающему огню. — Я не виноват. Если бы Седрик не заключил ту безумную сделку, меня бы сейчас здесь не было. Это все Седрик виноват.

Он не слышал, как открылась дверь, но ощутил сквозняк и заметил, как задрожали язычки пламени. Калсидиец, показавшийся Гесту черной тенью на фоне глухой ночи, тихо затворил за собой дверь. И произнес:

— Теперь ты напишешь под мою диктовку полдюжины писем. А потом мы доставим их адресатам.