— Мой господин, — хором ответили целители. Эллик разглядел их опасения в том, как торопливо они перевязали запястье существа. Пока его не забинтовали, канцлер разглядел глубокие фиолетовые синяки вокруг раны. Зубы Герцога оставили глубокие вмятины в его плоти.
— Теперь я буду есть, — объявил Герцог.
Когда он откинулся на подушки с глубоким удовлетворенным вздохом, комната вокруг наполнилась энергичной суматошной деятельностью. Появилась корзина с чистой одеждой, а грязная исчезла. Принесли свежее постельное белье и слуги проворно складывали испачканное, пока новое расстилали под Герцогом так, чтобы он ни на секунду не почувствовал холод. Несколько музыкантов, с инструментами наперевес, вошли в покои и выстроились у стены, готовые играть, если он им прикажет. В комнату внесли узкий стол, сопровождаемый вереницей слуг, груженых подносами со всевозможной едой и напитками. Капли воды собирались на запотевших графинах с охлажденным вином, в то время как от горшков с горячими, сдобренными специями напитками исходил ароматный пар. Прикрытые блюда стояли бок о бок с дымящимися супницами. Этот стол мог посоревноваться с банкетным и снова Эллик спросил себя, куда подевался суровый воин, за которым он когда-то следовал.
Канцлер откашлялся, и Герцог повернулся к нему. Он ждал, наблюдая, как Герцог отмеряет и взвешивает слова, которые скажет ему, понимая, что находится на волосок от того, чтобы потерять все, чего добился. — Твой подарок порадовал меня, — наконец сказал старик.
Эллик ждал десять ударов сердца. Герцог не сказал ничего больше, и по этой тишине Канцлер прочел, что он не станет держать данное обещание. Когда человек надеется жить, он не готовит кого-то сильнее себя, чтобы тот занял его место. Для него сейчас гораздо важнее баловать свою дочь так, чтобы она могла удержать его кровяную корову в живых. — Леди Чассим, — позвал он ее. Он не помнил, чтобы Герцог когда-нибудь одаривал ее сразу и титулом и именем, когда обращался к ней раньше. Ее положение изменилось в голове Герцога. Он не предложит снова свою дочь Эллику. Но канцлер ответил только — Тогда я очень доволен, мой господин! — Он опустил глаза, чтобы никто не мог увидеть, что его разум бурлит новыми планами о том, как забрать заслуженную награду.
Впервые за месяцы Герцог приказал слугам открыть тяжелые драпировки, которые не пропускали свет в его покои. Со своей кровати он наблюдал, как бледно-серый свет зари пробирается по коврам, и затем по постельному белью на его кровать. Он подставил обнаженную руку под этот свет, свет, который как он думал, никогда больше не коснется его и улыбнулся, когда он наполнился золотом рассвета. Он жив этим утром. До сих пор. И раз он решил, что будет жить, то будет и выдавать приказы. Главный из его целителей пораженно смотрел.
— Мой господин, любимец богов, возлюбленный народа, я боюсь, что вы прикладываете слишком много усилий и слишком скоро. Ваше излечение произошло стремительно, но столь быстрое улучшение, если за ним следует слишком много активности, может привести к возврату болезни и…
— Молчи, или умри, — коротко ответил Герцог. Он понимал, что правильнее было бы не перенапрягаться сразу после того, как он начал выздоравливать. Но он не мог поручить это дело никому другому. — Отнесите меня к ее комнатам, усадите в шезлонг и выйдите. Стойте в готовности за дверью, пока я не позову. В противном случае не мешайте нам.
Прошлой ночью, после крови человека-дракона, он впервые за несколько месяцев с удовольствием ел и пил вино. Когда проснулся, он мог сидеть в постели и вновь контролировать свой кишечник. Сегодня он не пачкал постель и не сплевывал кровь. Он знал, что рано потребовал доставить себя к дочери, но хорошо взвесил опасность. Под легким одеялом в каждой руке он сжимал нож. Если она сочтет нужным показать свою порочную сторону, он убьет эту сволочь, не считаясь с последствиями. Но если, при всем этом, она будет разумна, это может принести большую пользу для них обоих. Он собирался показать ей это.
Он послал вперед, чтобы сообщить ей о визите. Не хотел, чтобы в него швырнули вазу. Что-то, почти похожее на улыбку, порхало на уголках его иссохших губ. Она получила свой дух от отца. Он мельком подумал приказать, чтобы все тяжелые предметы удалили из ее комнат. Нет. Не так стоит начинать с ней. Она не должна ни думать, что он испугался ее, ни знать точно, как много у нее власти. Это будут непростые переговоры, которые сможет провести только он сам.
Как он и приказал, Герцога принесли к покоям Чассим. Замки были незаперты. — Стучи! — приказал он стражнику, который начал открывать дверь. Пораженный мужчина помедлил, словно сомневаясь в приказе. Затем торопливо постучал по массивным панелям деревянных дверей и прокричал: — Леди Чассим, Герцог почтил Вас своим визитом!
Тишина длилась почти достаточно, чтобы стать дерзостью. Всего лишь краткое неподчинение ему, и она отзывается: — Тогда войдите и почтите меня.