Кровь и Пламя (СИ)

Шкатулка с древним артефактом всегда была со мной. Я не расставался с ней даже во сне. И слава Создателю, не расставался из-за осторожности, а не из-за появившейся «зависимости». Я оберегал своих людей и гномов от пагубного влияния рукотворной тьмы. И был очень рад, что на меня не действует его сила.

Хотя нет,… я был рад, что сила кинжала не может превозмочь мою сам не знаю откуда взявшуюся защиту. И отчетливо чувствовал, когда Близнец «просыпался», я ощущал посылаемые им осторожные волны, замечал каждый всплеск силы. Казалось что живущее внутри кинжала «нечто» пытается пробиться сквозь окружающую меня стену. Изредка Близнец старался дотянуться до стоящих рядом и тогда я поспешно отходил подальше, предпочитая постоять в одиночестве и переждать. Разбираться с кинжалом времени не было. Уничтожить его… не люблю я терять шансы, даже если непонятно куда это может привести.

Так вот…

Очередной «всплеск» внутри кинжала я почувствовал сразу же. И приготовился ощутить тихое поскребывание в моей голове. Но вместо попытки пробиться в мой разум, последовало нечто иное — я услышал вполне себе громкий и отчетливый голос. Чей голос? Гадать не пришлось сразу по нескольким причинам. Первая и волне могшая оказаться ложной причина — голос представился сам, с ленцой и с повелительными нотками объявив:

— Я Тарис.

Коротко. Четко. Ясно.

Рикар мне как-то рассказывал, что уже долгие десятилетия и столетия люди избегают давать своим детям имя Тарис по более чем внятным и объяснимым причинам. А ведь некогда это имя обладало глубоким и благодатным смыслом… И вызывало добрую улыбку на устах услышавшего, а не страх и воспоминания о древнем ужасе…

А во-вторых, едва только зазвучал голос, сломанный кинжал буквально задрожал, затрепетал, испустил пронзительное чувство радости — столь искренней, что мне стало не по себе. Кинжал радовался Тарису, так как радуется верный пес появлению долго отсутствовавшего хозяина. Сомневаюсь что прошедшая через множество рука злобная вещь напоенная и пропитанная тьмой была бы столь обрадованной почуй она кого-нибудь другого. Столь великую радость и трепет мог вызвать только сам Тарис.

С ответом я торопиться не стал. Лишь отошел подальше от установленного над поселением старого имперского метателя, над чьими еще не остывшими после моей магии сочленениями уже вновь хлопотал один из гномов вместе с помощником из бывших пиратов. Я возлагал на метательную машину большие надежды и посему не забывал укреплять ее старые части. Во время боя не должно возникнуть накладок…

— Я Тарис.

И вновь я промолчал, подставив лицо потеплевшему за последние дни ветру. Весна… скоро все зацветет, все зазеленеет. Далеко ходить не надо — вон из трещины между камнями выбивается первый зеленый росток.

— Я Тарис.

Задрав голову, я взглянул вверх. Да… и солнце теперь, кажется, повыше и дарит куда больше тепла. Как приятно ощущать кожей солнечный свет,… дремота так и накатывает…

— Я знаю, что ты слышишь…

— Верю — впервые нарушил я молчание, убедившись, что ветер относит мои слова прочь, не давая услышать их никому кроме того кому они и предназначены.

Что я сейчас испытывал?

Как не смешно… я ощущал некий стыд.

Ведь, по сути, я сейчас беседовал с тем, кого относительно недавно заживо спустил под лед в мертвые озерные воды. Я отправил Тариса на смерть. А он вылез…

Я теперь словно неумелый палач стыдящийся взглянуть в глаза своей выжившей жертвы.

Кстати о мертвых водах…

— Удалось же тебе выбраться, тварь мерзкая — искренне вздохнул я.

— И не говори — жизнерадостно послышалось в ответ. В спокойном голосе помимо властности чувствовалось некое удовольствие, настоящая радость и небольшая толика мальчишества — судя по нетерпеливым ноткам. Похоже, Тарис вовсю наслаждался жизнью вне саркофага.

— Скажи… — я немного помедлил и продолжил — В том, что ты выбрался… моя вина?

— Это было неизбежно — без паузы послышалось в ответ — Но… если бы не ты, возможно, я бы еще долгие десятки лет наслаждался зрелищем обратной стороны тяжелой каменной крышки. Мне бы этого не хотелось — за первые три года я выучил каждую трещинку и бугорок в совершенстве. Оставшиеся два века пришлось скучать…

— Значит все-таки моя вина — с тоской вздохнул я.

— Если бы я не ненавидел тебя настолько сильно, то вполне мог бы назвать благодетелем. Когда я уничтожал никчемное островное поселение — я вспоминал о тебе при каждом новом предсмертном крике, Корис! Я шептал твое имя, глядя, как на окровавленный снег падают корчащиеся люди!

Испустив еще один долгий вздох, я ничего не ответил. Лишь молча смотрел вдаль.

Все же моя вина…

Каждый наш поступок имеет свой вес. Каждый поступок куда-то ведет.

Я умирал, когда явился в гробницу Тариса.

Я исходил ненавистью, когда сбрасывал его вниз по обледеневшим ступеням.

Я хотел как лучше… лучше для всех.

Но вышло так, что я стал тем, кто вновь привел в мир ужасное зло… конечно, если Тарис не лжет.

— Почувствовал, как вина тяжким грузом легла тебе на плечи?