Кровь изгнанника

– Как бы там ни было, изгнанник погубил сотни невинных альмирцев. Женщин и детей. Ну а потом началось просто смертоубийство. Свидетели утверждают, что Бершад крошил наемников на куски и вопил, как демон. Топтал их лошадиными копытами, кровь так и летела во все стороны. Перерубал веревки повешенных – ну, куда дотягивался. Да только всех наемников так и не уничтожил. – Йонмар улыбнулся. – Говорят, что Вергун сбежал и скрылся на востоке, за Морем Душ. А своих бойцов оставил на поклев воронам.

О том, что произошло в Гленлокском ущелье, знали все альмирцы. И в общем-то, все так и было, кроме одной подробности, известной только Бершаду. И Гертцогу Мальграву. Но Бершад не стал поправлять Йонмара по той же причине, по которой ничего не рассказывал Эшлин. Все равно это ничего бы не изменило.

– Эта трагическая история случилась как раз тогда, когда Сиру Мальграв разродилась пятым ребенком. Роды были тяжелыми, младенец появился на свет мертвым. А следом за ним отправилась вниз по реке и королева, но перед смертью объявила своему царственному супругу, что дитя – не от него. В последние годы жизни королевы ее спальню частенько навещал Леон Бершад, владыка Дайновой пущи и друг короля. Говорят, что Леон Бершад, вне себя от горя, признался королю во всем. Гертцог Мальграв казнил своего друга за день до того, как Бершад, окропленный кровью невинных детей, вернулся в Незатопимую Гавань. Разумеется, никто не возражал, когда Гертцог приказал украсить синими полосами щеки юного наследника Дайновой пущи. – Йонмар поглядел на Бершада. – Скажи-ка, изгнанник, ты никогда не задумывался, что было бы, если бы ты умерил свою жажду крови?

Бершад зыркнул на Йонмара, с трудом сдерживая бурлящий внутри гнев:

– А ты никогда не задумывался, как будут выглядеть твои легкие, когда я вырву их у тебя из груди?

После этого все долго молчали.

Фельгор облизнул губы:

– Ну, я все-таки не солдат и уж конечно не барон, но, по-моему, тебя уронили в кучу дерьма, а потом разозлились, что вонь поднялась. Это ведь не ты, а король пригласил наемников в Альмиру. Вдобавок, когда солдаты хватаются за оружие, страдают невинные люди. Я по себе это знаю. А вину всегда сваливают с больной головы на здоровую. – Фельгор посмотрел на Бершада. – Если честно, то мне твое старое имя нравится куда больше.

Йонмар поморщился:

– Ну конечно, ворюга защищает убийцу. Оно и понятно, преступники всегда выгораживают друг друга.

Бершад кивнул Фельгору, но ничего не сказал. Он давно уже не надеялся ни на оправдание, ни на прощение за то, что произошло в Гленлокском ущелье.

Йонмар продолжал разглагольствовать. Бершаду очень хотелось выдрать ему язык, поэтому он встал, вытащил из переметной сумы свечу, зажег ее горящим прутиком из костра, отошел в сторону, туда, где щипал травку Альфонсо, и первым делом занялся своим мечом: тщательно протер клинок промасленным обрывком козьей шкуры, заметил пятнышки ржавчины, оставшиеся после плавания по Морю Душ, и начал счищать их точильным камнем. Привычное занятие успокаивало.

Вира подошла к Бершаду, когда он трудился над полукружьем ржавчины размером с ноготь.

– Даже не надейся, – буркнул Бершад. – Про Гленлокское ущелье мне сказать нечего.

– Меня абсолютно не волнует твое прошлое, если оно никак не затрагивает мое будущее, – сказала Вира. – Меня больше интересует твой меч.

Бершад посмотрел на нее. Он пока не понимал намерений вдовы.

– Это меч моего дяди Грегора, – ответил он.

– Никогда не думала, что встречу папирийский клинок в Альмире. Вы, альмирцы, предпочитаете свои огромные мечи, из-за которых над вами все насмехаются.

– После свадьбы Гертцога и Сиру Грегор каждую весну ездил в Папирию. Он был хорошим посланником. В отличие от многих альмирцев ему нравилось путешествовать и бывать в разных странах. – Бершад сковырнул чешуйку ржавчины с металла. – Он так восхищался мастерством папирийских оружейников, что заказал у них клинок и для себя.

– А какое имя носит меч? – спросила Вира.

– У него нет имени, – ответил Бершад. – Это очень по-альмирски. Ни нашим клинкам, ни нашим богам имен не дают.

– Понятно. Значит, это особый клинок.

– Да.

Он повернул меч рукоятью вперед и протянул Вире. Она взвесила его на руке, одобрительно кивнула и спросила:

– Твой дядя умер?

Она отдала меч Бершаду и села рядом с ним. Подошел Альфонсо, ткнул мордой в ладонь Виры, а потом снова стал щипать траву.

Бершад покачал головой:

– Нет, он изгнанник, как и я. Только он ушел в изгнание по своей воле. Я был совсем мальчишкой, когда Грегор отказался от своих титулов и владений. Все его земли в Дайновой пуще перешли к моему отцу, а меч достался мне. Потом мой дядя сел в ялик и отплыл из Незатопимой Гавани в самое сердце Моря Душ. И вот уже двадцать лет от него ни слуху ни духу.

– И зачем он туда поплыл? – спросила Вира.

Бершад пожал плечами: