КРОВЬ СО ЛЬДОМ (СИ)

Баркер, конечно же, не переставал восхищаться тем, насколько невероятно-изумительно сидело на ней платье, подаренное им этим утром. С последнего показа «Диор», оно облачало её в сплошной чёрный, кружевными вставками оголяя плечи и шлейфом протягиваясь вдоль мраморного пола. Пояс обхватывает тонкую талию.

— Не понимаю, что ты пытаешься сказать, – с беззаботно-радостным видом Гилл припадает к бокалу губами, на которых ярко-красная матовая помада так резко контрастирует с белизной её безупречной кожи.

— Для чего ты её приглашала, можно спросить? – выгнул бровь он.

— Можно. Спрашивай.

Ричард тяжело вздохнул:

— Окей. Как скажешь.

— Да ладно, она довольно хорошая девчонка, – пожала плечами Скарлетт, делая новый глоток. — Всего лишь… Безответно влюблена в тебя.

Улыбка её в опускающихся сумерках стала походить на оскал. Взгляд Ричарда стеклянел.

— Приходит на праздник девушки, с которой ты вместе… Всего лишь носится за тобой, не боясь быть униженной. Всего лишь отказывается верить в то, что между вами не будет ничего, кроме секса без обязательств.

Болезненная усмешка возвращается на его губы:

— То же самое, что и у нас с тобой, – Баркер переводит искромётный взгляд на неё: — Верно?

Скарлетт мгновением кривится, но всем телом ощущает, как в кровь всасывается обжигающее удовлетворение.

(«уже смирился?»)

— Большей глупости в жизни не слышала, – фыркнула она. — Я люблю тебя, и ты прекрасно это знаешь.

Рик хохотнул.

— Я человек… Своеобразный. Холодный. И немножко безжалостный.

— Могла бы не выёбываться и просто сказать, что ты – сука, – Ричард мечтательно подпирает голову ладонью, локтем упираясь в перила.

— Да, наверное, по контексту больше подходит.

Он вздыхает вновь.

— К слову, – вспомнил тот. — Ты что-то говорила о консилере?

Скарлетт кивает:

— Помнится.

Откуда-то из кармана, что находится вне поля зрения Гилл, Рик выуживает нечто похожее на игрушку, небольшое, но блестящее и переливающееся с множеством граней.

— Оттенок С4.

Скарлетт внимательно изучает вещь, мерцающую в полумраке.

— «Джеффри Стар»? – улыбается она, демонстрируя ряд ровных зубов. — Светлый с розовым подтоном, – читает та, беря консилер в руки. — Сам выбирал?

Улыбка не перестаёт играть на лице, кажась настоящей до боли.

— Разглашать такие подробности как минимум неприлично.

Собравшиеся внизу начинают ликовать, стоит ей только завлечь Баркера в глубокий поцелуй.

Нужно признать: все они – лишь фоновая картинка для настоящего, грядущего празднества.

Скарлетт чувствует себя Джеем Гэтсби, наблюдая за людьми, что развлекаются внутри и снаружи: прыгают в бассейн, ведут беседы на терассе, паралельно опустошая бутылки с дорогим алкоголем, двигаются под громую музыку в зале – отдыхают, в общем-то, душой и телом, напиваясь вдрызг или ловя трипы. Ей дела никакого нет, и ничего из этого, естественно, не смогло бы её обрадовать. Ничего в конкретном дне в принципе не смогло бы её обрадовать… За исключением, разве что, платья от «Диор». Каким бы жалким Баркер ей не казался, но в одежде он знал толк – отрицать это было бы до смешного глупо.

Ей скучно. Смертельно скучно.

Жить в роскоши здорово, без всякого сомнения. Иметь возможность удовлетворить любое из своих желаний в любой из моментов – что ещё может быть нужным для счастья, полноценного и законченного? Ничего. Только со временем пресыщаешься.

Да, такая жизнь может показаться хорошей, но лишь в случае контраста, с которым Гилл никогда не сталкивалась. Что у неё есть? Деньги. Что с ними можно сделать?

Заткнуть чей-то рот. Купить очередной бесполезный дом. Потратить на нечто бессмысленное, но приятное. Сжечь, в конце концов, в камине на первом этаже – вариантов уйма. Деньги – здорово, но в мире, где они существуют, никогда не будет существовать мораль.

И в очередной, такой ожидаемый раз, Скарлетт вновь проваливается под лёд чужого безразличия. Она ощущает свою безнаказанность и абсолютную свободу, бьющуюся пульсом в запястьях. Совершенная репутация никогда бы не поставила её под сомнение. Затягивает.

В мире, где не осталось места для самовыражения, где все разговоры повторяются, идя по порочному кругу, где Скарлетт – человек ненужный и, по сути своей, никем не слышимый, единственный способ не рехнуться – иногда добавлять крови.

(«как

же

нудно»)

О, священное разнообразие! Жизнь перестаёт быть интересной, когда до всего, что тебе нужно – рукой подать. Больше ей заняться нечем: Гилл чувствует себя избалованным ребёнком, от скуки начинающим сердито бить ногами в пол. Вероятно, так оно и было.

Скарлетт спускается только ближе к ночи: властно отбивая ритм каблуками по мрамору, улыбаясь ярче любой голливудской звезды и ощущая лёгкий ветер в тёмных волосах, она пересекает помещение, чувствуя обращённые к ней восхищённые взгляды. Настоящая минута славы.

Гилл бы, честно, устроила массовое убийство прямо здесь и сейчас – с кровью, зверскими криками и слезами боли, пытками, унижениями… Ещё не время. Жаль.

Сегодня шум изысканной вечеринки ей вовсе не мешает.

— Эй, красотка, – с очаровательной улыбкой окликает Скарлетт подругу: — Как ты?