КРОВЬ СО ЛЬДОМ (СИ)

— Господи, только не говори, что это из-за того маньяка, который… Сбежал? Или откуда он там вылез? – воскликнула Элла.

— Его и не арестовывали, неоткуда сбегать, – он безучастно пожимает плечами.

— А ты откуда знаешь? – прищурилась она, смехотворно спародировав подозрение.

— Это же логично, разве нет? – Ричард смотрит вдаль, так и не сходясь с Эллой взглядом. — Он бы не смог сбежать, по крайней мере, так быстро. Да и, сказать честно, тот мужик из телевизора, которого выдали за убийцу, выглядел ужасно запуганным.

— Что бы это значило? – Готтлиб забирает сигарету из его рта, затягивается сама. — Как бы взяли не того?

— Не «как бы», это действительно так, – сигарета снова между его пальцев. — Всего лишь взяли психически больного человека с сомнительным прошлым, спустив на него всех собак. Так и делается в большинстве случаев.

— А смысл? – фыркнула та. — От этого же, вроде как, эффекта не будет особого?

— Да, но нет.

Элла непонимающе кривится, одаряя Баркера неоднозначным взглядом.

— Смысл в том, чтоб успокоить население и притвориться, что полиция работает, а не просто стремится поскорее закрыть дело. Теперь ясно? – он наконец встречается с ней глазами.

— Да-а, только…

Лёгкий порыв ветра заставляет волосы упасть на лоб снова.

— Только что?

— Не знаю, это ужасно, – хмурится Элла. — Он просто так раскидывает куски тел, тупо повсюду, и никто не может ничего поделать? Это как, блять, вообще такое возможно?

«Вы взяли не того, вы ошиблись. И ваша ошибка стала фатальной».

Ему в голову солнечными вспышками бьют воспоминания о том, как она сидит на кухне своего дома, вырезает буквы, рядом стопка ярких журналов, как вырезает буквы, сидя на кухне его дома, рядом стопка газет, вырезает куски плоти в подвале, рядом труп, пихает в чужое горло, рядом труп, съедает сама, рядом труп…

— Так а с тобой-то что?

Рик сводит взгляд с кучки первокурсников на Эллу. Слегка кривится.

— Затерялся на жизненном пути, если можно так выразиться, – во вздох он вкладывает всю тяжесть, что нависает над ним вот уже несколько дней. Несколько дней беспрерывных душевных терзаний на одну и ту же тему, гос-по-ди-по-мо-ги.

— Имеешь в виду учёбу? – вскидывает брови она. — Хочешь бросить колледж?

— Чёрт, нет, – хохотнул Баркер, вдавливая окурок в близ расположенную урну. — С чего ты вообще это взяла?

— С потолка, – фыркнула Готтлиб. — Ты же последние месяцы вообще на парах не появляешься. Что я ещё могла подумать?

Да, звучит странно, но учёба – одна из тех немногих вещей, которые позволяют ему держаться на плаву, всё ещё. По нему, конечно же, не скажешь.

— Нет, не то русло, – Рик скрестил руки на груди. — Я потерялся немного… в другом. Именно тот случай, когда подвергаешь сомнению всё то, что когда-то считал правильным. Подвергаешь сомнению… Самого себя, что ли. Слов не хватает объяснить.

— Воу, – поморщилась Элла, – всё оказалось серьёзней, чем я предполагала.

— Не знаю, это намного больше, чем я могу выдержать. Кажется.

Молчание ударяет сильнее шума.

— Погоди, – наконец отзывается Готтлиб после длительной паузы. — Что?

Они переглядываются:

— Что?

— Это звучит, как начало предсмертной записки, – смутилась та. — У тебя всё в порядке?

Хочется забиться в угол и вопить. Выкричать весь кислород, отхаркаться словами любви, выплюнуть всю свою изнанку. Вцепиться руками в волосы и, наконец, умыться слезами: болезненно-горячими, душащими, наполненными многолетней тоской. Рыдать от бессилия, от полного непонимания происходящего, от жалости: к себе и к тем, кто пострадал из-за него.

Ничего правильного в этом не было.

— Конечно, – нервно улыбнулся он. — Я всего лишь… устал. Очень сильно устал.

Никогда. Ничего из того, что ему казалось единственно верным. Всё, почему-то, оказалось таким до жути тривиальным в наиболее неудобный период, таким слащаво-приторным, отвратительным и лживым, точно тогда, когда он вот-вот распадётся на части. Он считал космосом то, что по итогу стало потолком, видел прекрасное там, где была одна только гниль, осознал ошибку лишь когда расшибся.

— Тогда… Едь домой, – пожала плечами Элла. — Выспись.

Рик состроил гримасу, пропитав её недоверием:

— Какое «выспись»? А как же моральные унижения на режиссёрском рисунке?

— Да не выёбывайся, – Готтлиб наморщила нос. — Ты там и так раз в два месяца появляешься, терять нечего.

Дурацкая логика, следовать которой он не собирался, и, как примерный студент, остался на последнюю пару. Только едва не уснул: на удивление, моральных унижений от профессора Скарв сегодня не предвиделось, только нотации о том, что нынешнее поколение в эру цифровых технологий не хочет добиваться собственными силами абсолютно ничего и ждёт своего блюда, на котором им поднесут желаемое. Особую неприязнь Скарв питала к Баркеру, которого, почему-то, относила к их числу.

Но это, в общем, не так важно в сравнении с тем, что происходило внутри его черепной коробки.

Его мир погиб, если коротко. Да, вот так просто и без обиняков: всё, что давало ему силы жить, теперь мертво. Он рассекает пространство единственной запертой комнаты в его доме.