КРОВЬ СО ЛЬДОМ (СИ)

— Не придётся, – садится, отодвигаясь, после бросая взгляд на прикрытую дверь. За короткие мгновения приходит эмоциональный и душевный подъём: энергии в нём хоть отбавляй. Цвета прибавляют в естественной яркости; треугольники с футболки Скарлетт сменяют голубой на насыщенный лазурный.

— Можешь начать с кошки.

Все возможности как будто по щелчку становятся возможными. Мысли разрывают логическую цепочку и наваливаются непоследовательно, так, что он начинает забывать, о чём говорил изначально.

— С кошки, – языком он касается каждой буквы. — С ней случилась не самая приятная вещь, – выдох и пьяная ухмылка. — Милдред вышвырнула её из дома. В наказание.

— И как часто тебя наказывали? – задаёт вопрос почти что на автомате, будто подготовила его заранее.

— Часто, – отвечает так же быстро, не задумываясь.

— Расскажи.

— Да за херню всякую, – он дёрнулся, отодвинувшись вновь. — Вовремя не убрал в комнате, не забрал книгу со стола, опоздал на две-три минуты… Получил плохую оценку, – Рик перечисляет на пальцах. — Не отзывался с первого раза, общался не с теми людьми, не спал допоздна, портил вещи, тащил уличных животных в дом, огрызался, плохо себя вёл. Могу продолжать хоть всю ночь, – от его зубов фразы отлетают машинально, подобно зазубренному тексту.

— Как наказывали? – начинает походить на допрос.

— Всегда по-разному, – отвечает без задней мысли.

— А худшее?

— Регулярное, – на губах играет полуулыбка. — Закрывали в комнате без света. Час, два, – он опустил глаза и стал рассматривать руки, приобретавшие странноватые расплывчатые очертания. — Иногда больше. Зависело от того, что я сделал.

В её черепной коробке – сотни исправно работающих шестерёнок. Меньше, чем за секунду, она вспоминает о дверях в его доме, что никогда не закрываются.

Её синяя радужка исчезает за рваными контурами широкого зрачка.

— Не скажу, что это особо ударило по психике, – сдавленный хохот. — Но какой-то отпечаток оставило всё равно. Я никогда не боялся темноты, даже тогда, когда напарывался в ней на что-нибудь и падал. Она была даже более привлекательной в какой-то степени. Поначалу было… неприятно, – он глотает осточертевшее «страшно», ведь для него это понятие перестало существовать. Ричарду Баркеру никогда не бывает страшно – аксиома. — Но со временем я привык к тому, что меня иногда запихивали в замкнутое тёмное пространство, как ненужный элемент декора.

Гилл прожёвывает жвачку,

(«и теперь ты ненавидишь закрытые двери»)

внимая каждому слову, впитывая его в себя, наблюдая за собеседником, что сейчас казался привлекательнее обычного.

— Худшее, потому и такое частое. Ещё меня часто оставляли без ужина, матери это казалось забавным, – засмеялся Баркер, проводя рукой вдоль чёрных волос.

— А отец?

— Трудоголик. Что, правда, в отношении жены – бесхребетный. Он ничего не мог сделать, просто наблюдал.

Ричард натягивает рукава лонгслива. Лёгкость опьяняла его и кружила голову до того, что Рик, наверное, чувствовал себя готовым раскрыть ей все свои секреты, самые сокровенные – в том числе.

— Я был ужасным образцом подражания и всегда существовал в качестве плохого примера для младшей сестры, – прыснул, фокусируя взгляд на Скарлетт. — Того, как не стоит делать. Хотя, блять, – снова смеётся, вскидывая голову к потолку. — Мне и делать ничего не нужно было, это стало чем-то вроде ярлыка. Жизненное кредо – постоянно делать что-то не так.

Скарлетт смотрит на него сочувственно – без жалости, которую он терпеть не мог; так, словно понимала.