Сказавшие бескомпромиссное «нет» собственным родителям.
Бросившие вызов Богам, высшей силе, которой они беспрекословно должны были служить и подчиняться.
Посмевшие диктовать свои условия, разыскавшие внутри себя гордость и силу для протеста, разорвавшие нити раболепного контроля, на которые всю жизнь, как марионетки, были подвязаны своими хозяевами.
Они сделали невозможное.
Сделали то, из-за чего будут проклинать себя всю оставшуюся жизнь.
Сделали то, за что их будут ненавидеть. Уже возненавидели.
И ради чего?
— Спасибо, — едва-едва прошелестела сухими губами принцесса, отправляя своему самому неожиданному соратнику благодарный взгляд.
Мелиодас поднял глаза, понимая, что богиня обращается к нему, и в удивлении застыл.
— За что?
— За то, что спас… и Мерлин, и… и меня.
Среди той гущи сумасшествия он отыскал маленькую ведьму, чтобы скрыть с глаз как демонов, так и богов, у которых был чёткий наказ отыскать и казнить гадкую девчонку.
Среди того переполоха, что устроила богиня, активировав свою полную мощь, он отыскал её и не дал сгинуть за неясной чертой ирреальных миров.
“Звезда Богов” — сильнейшее из заклинаний, дарованных богам самим Светом.
А сильнейшая магия всегда забирает сполна.
Демон повернул голову влево, чтобы не смотреть в глаза своей оппонентке, и плотно сжал губы в тонкую линию, не зная, стоит ли отвечать на её слова или лучше промолчать, оставив приятную тишину и дальше возвышаться над ними.
Девушка приняла его молчание за нежелание говорить.
Что ж, пусть так. Оно и к лучшему.
— Кровавая Элли, — внезапно произнёс он, вероятно, что-то толкуя сам с собой в собственных мыслях. — Я всё-таки понял, за что тебя наградили этим прозвищем.
С той силой, которой она обладает, на меньшее можно было и не претендовать.
Серебряноволосая вопросительно уставилась на него.
— И сегодня, обладая той силой, что скрыта в тебе, пожертвовав собой, ты легко могла уничтожить всю армию моего отца и закончить эти бессмысленные побоища победой своего народа… Но вместо этого ты отправила всех: и богов, и демонов домой и не стала продолжать всю эту разруху. Хотя уверен, твоя мать не приняла бы такого исхода. Это значило, что ты избрала другой путь… отличный от тех двух, которые перед нами всё время ставили, — медленно растягивая слова, будто только на ходу подбирая правильные, в его понимании, верные фразы, которые хотел передать из самых глубин своей испорченной, тёмной, прокажённой души, говорил Мелиодас. — Ты права: мы одинаковые. Мы оба знаем себя свободолюбивыми и дикими; мы оба боимся, что, усомнившись в нас, увидев нашу слабость и бессилие, усмотрев, в конце концов, в нас угрозу, нас посадят в клетку… но поздно, дорогуша, — мы уже в ней. И правда в том, что мы сами её смастерили. — От него послышался какой-то иронический и грустный смешок. — Смастерили для самих себя. И клетка эта не на Небесах, не в Аду. Наша клетка всегда с нами… всегда будет с нами, потому что, где бы мы не попытались скрыться, куда бы мы не попытались убежать, мы убегаем от самих себя. — Он снова повернул голову в сторону богини и посмотрел своими чёрными, устрашающими, бездонными глазами в её глаза. — А бежать от самих себя бессмысленно.
Между ними повисла пауза.
То самое неловкое молчание, когда нужно что-то сказать в ответ на такие сложные и глубокомысленные слова.
Опровергнуть, усомниться, даже просто по-детски не согласиться — всё, что угодно, но разрушить силу этих слов над ними.
Чтобы показать, что у них ещё есть шанс.
Что у них есть за что сражаться, потому что сражение за самих себя — это самое главное их сражение в жизни.
Чтобы уверить и его, и себя, что они могут всё изменить.
Они должны, просто обязаны, всё изменить.
— Ты говоришь, мы сами построили свою клетку? — тихим голосом врываясь в бурный поток его изощрённых схем, гениальных тактик и сумасшедших конструкций будущих сражений, заговорила Элизабет. — Хорошо. — Будто решаясь на что-то безумное, выдохнула она. — Тогда никто не в силах помешать нам её разрушить.
Мелиодас снова посмотрел ей прямо в глаза.
Увидел в них ледяную решимость и твёрдую уверенность начать жить по собственным правилам.
Так, чтобы больше никто не смел навязывать им свою волю.
Так, чтобы больше никто не смел тянуть за шёлковые нити, сделав из них свои бездушные марионетки.
Так, чтобы показать всем Мирам, что они гораздо больше, чем безумные и опасные “Кровавая Элли” и “командир Десяти Заповедей, Мелиодас”.
Тот путь, по которому они шли изначально, был неверным.
И, объединившись, они смогут доказать всему и всем, что они имеют достаточно сил, чтобы сменить направление.
Их путешествие только начинается.
И Мелиодас улыбнулся.
Впервые не скаля губы в презрительной ухмылке или предвкушающей очередную порцию пролитой невинной крови усмешке.
Он улыбнулся по-настоящему, по живому.
Возможно, не зря он всё-таки спас своего злейшего врага, если она готова сражаться вместе с ним.
И они обязательно победят.
Они ведь одинаковые.
Что-то на подобии двух половинок одного целого.
Конец.