Кровавая свадьба

И он остался. Кто же устоит перед молочно-белой и эластичной кожей, пахнущей цветами, перед молодостью и красотой, перед тихим шепотом воды, который доносился из иллюминатора, перед августовской ночью? Все случилось легко и красиво. Встречи стали постоянными, а он сделал массу открытий. Например, что осенью листва имеет обыкновение окрашиваться в желто-оранжевый цвет и как здорово наступать на опавшие листья, издающие завораживающий хруст под ногами. Или ходить по пуховику из белого снега. А дожди наполняют душу покоем и уверенностью, что жизнь только начинается. Петр Ильич понял: до сих пор он находился в летаргическом сне, теперь проснулся и познает мир. Началась другая жизнь, она разрешила бросать рубашки куда попало, что не раздражало Танечку, а смешило. Можно пить водку сколько захочется, тебе не скажут грубо: хватит, но — странное дело — пить почему-то нет желания. Можно сидеть до утра и спорить, тебя не будут насильно загонять в постель, можно сорить, громко хохотать, танцевать среди молодняка их дурацкие танцы, курить, ходить нагишом… И никто не упрекнет, не вспомнит о приличиях, статусе. Многое разрешила новая жизнь. Глупо? Смешно? Сентиментально? А не пошли бы все на… туда, туда! Петр Ильич счастлив, как может быть счастлив человек. У него есть положение, доход, Танечка. Нашлись завистники, «открывавшие» глаза, мол, твоя девочка клюнула на твою материальную базу. Они просто не знают ее, она любит его, в этом он уверен. Все тонко чувствуют отношение к себе, третий глаз подмечает ложь на уровне подсознания, другое дело — если хочется обмануться. Но Петр Ильич не обманывался, пусть даже уличил бы Танюшу во лжи, он простил бы и был бы благодарен ей за чудные мгновения, наполнившие смыслом его существование. В Крыму окончательно принял решение, сказал Танюше, что хочет уйти от Киры.

— Тебе ведь нелегко пойти на этот шаг, — сказала она.

— Нелегко, — честно ответил он.

— Ну и не терзайся, все и так замечательно.

— Ты ждешь ребенка.

— Ну и что. Таких, как я, много, никто не умер.

— Но я не могу без тебя.

— Будешь со мной, пока сам этого хочешь.

— А ты вышла бы за меня?

— Конечно.

И что тут думать? Танюша на четвертом месяце, отказываться от нее и ребенка он не собирается, надо срочно развязаться с Кирой.

О, Кира! Петр Ильич вспорхнул с дивана, заходил. Он всегда ее побаивался — такую правильную, честную, образцовую. Впрочем, это на поверхности. По сути, его жена двулика, как Янус, с удовольствием принимает подарки, свободные вакансии для нее давно стали статьей дохода, она умело берет взятки, когда принимает на работу. Да и родитель, мечтающий устроить ребенка в лучшую школу, обязан внести сумму на ее нужды, Кире тоже перепадает. В коллективе развела подхалимство и доносы, а карающая десница директрисы довела не одного учителя до сердечного приступа. Неужели Кира исключительно плохая? Когда-то же она была другой? Была да сплыла. Петр Ильич ненавидел домашнего монстра, просто не признавал сей факт.

Он остановился у аквариумов, внимание переключилось на искусственные днища рек и морей. Чего-то не хватает. Черт возьми! В десяти аквариумах нет ни одной рыбки! Он бросился к двери:

— Кира! Куда подевались рыбы?

— Подохли, — сказала она бесстрастно, войдя к нему.

— Как?! Почему?! У меня была уникальная коллекция!

— Тебя долго не было, я пропадала в школе. — Кира говорила медленно, как сомнамбула. — В школе ремонт, из отпуска возвращаются учителя, идет набор в первые классы… Я забыла о твоих рыбках, они подохли без тебя.

— Ты… — Петр Ильич в бессильной ярости сжал кулаки. — Этого я тебе никогда не прощу. Слышишь? Никогда!

— А мне? — очнулась она. — Как простить мне тебя?

Настал момент. Ну! Сейчас расставить точки самое время… Но Петр Ильич неожиданно сник под судейским взглядом жены, его хватило лишь на то, чтобы хлопнуть дверью и запереться в ванной. Он снова пожалел ее, а зря.

Она машинально повесила пиджак в шкаф и опустилась на диван. Две недели провела в аду, видя одну картину: ночь, луна, двое… Она упрямо уговаривала себя, что та майская ночь ей приснилась, ничего не было, а если было — то прошло, не прошло — так пройдет. С убийством Феликса связывала надежды: теперь Петю некому совращать. Вчера он вернулся, и надежда умерла в страшных мучениях. Стоило лишь взглянуть на загар и светящиеся глаза Петра, как она поняла: не было командировки. Раздеваясь, он погасил свет, но интуиция толкнула ее нажать на выключатель настольной лампы. Бегло скользнув глазами по мужу, успела заметить на груди — какая мерзость! — засос, а на спине зажившие следы ногтей. Он повернулся на бок и заснул, а она лежала без сна. Но когда он случайно обнял ее во сне и назвал чужим именем… Киру Викторовну будто хлестнули раскаленным прутом.