– Врать не стану – не знаю. Может, и впрямь клад? – Бык всем видом выразил недоумение. – Тут ведь и впрямь поклажа схоронена. А с чего он взял, будто она на двенадцать голов заговорена – этого не знаю. Поклажа еще с польских времен лежит, и когда ее клали – точно покойников рядом закопали. Покойниц…
– Баб, что ли? – удивился Тимофей.
– Трех инокинь. Кто их с котлом жемчуга выследил – не скажу, не знаю, а всех трех, бедненьких, порешили. Плохой это клад, мало было той крови, что в него сначала пролилась, еще и этот пес добавил…
– Три инокини? – переспросил Данилка. – Да про него же Третьяк толковал! Это какая-то девичья обитель инокинь схоронить жемчуг послала!
– Ты откуда про клад доподлинно знаешь? – приступил к Быку Деревнин.
– Аль я не ведун?
Бык сказал это с такой убежденностью, что и не поспоришь.
– Видывали мы у себя в приказе ведунов, – буркнул Деревнин. – Вечно какая-нибудь старая ведьма кашу заварит, научит глупостям молодых женок, а потом на виске всю Москву оклевещет! Даже в самый Верх забираются, мастериц из царицыной Светлицы смущают. Принесет такая дурища с собой корешок, в платок увязанный, да потеряет, да потом поди докажи, что это она не царицу с царевичами извести хотела!
– Я глупостями не занимаюсь, – отвечал Бык, – я людей лечу. А коли не веришь – так вот лопаты, попробуем копнуть на указанном месте. Клад неглубоко лежит, аршина полтора, я думаю.
Деревнин ничего не ответил, а повернулся к конюхам.
В Смутное время и впрямь вокруг Москвы понапрятали поклаж. То и дело ведомо становилось – такой-то дедову избу поднимал, менял подгнившие венцы, да и напал на горшок с деньгами, такой-то ехал узкой дорогой на телеге, задел за гнилую корягу, из земли выворотил – а там целая корчага с серебром! Сыскать клад – это была общая мечта, и Деревнин время от времени этой мечте поддавался…
А конюхи – те и подавно!
Уж они-то знали, как много разбойных шаек орудует на Стромынке, от Москвы до Владимира и дальше – до Нижнего Новгорода. И о том, что добытое грабежом имущество сберегается в потаенных местах, обозначенных приметами, тоже знали.
– А что? – спросил молодцов Деревнин.
– А это мы разом! – воскликнул Тимофей.
И непонятно было – то ли он, как и всякий разумный человек, хочет разбогатеть, то ли опозорить ведуна.
Данилка подхватил с травы лопату.
– Где копать-то? – спросил.
– А вот тут, – Бык указал пальцем.
– Ироды! – заорал кладознатец. Ему удалось выплюнуть затычку и даже рвануться, но Семейка, хоть и следил внимательно за возней вокруг клада, сразу и решительно пресек попытку бегства. – Пропади он пропадом, этот клад! Под землю уйди! Из земли из поганской, из-за моря Астраханского ползет ползун, выползает! К поклаже приставников назначает!..
– Ну, Господи благослови клад взять! – перешибая зычным голосом крик Абрама Петровича, возгласил Деревнин.
– А-аминь! – грянул на весь лес Тимофей.
Две лопаты вонзились в дерн, просекли слой спутанных корней.
– Пласт-то откидывай! – велел Данилке Тимофей.
– Православных не допускает! И лежать бы тебе, ползуну, не вставать, не сходить!.. – отчаянно вопил кладознатец. – Клад из нутра земли не пускать, не давать!..
– Заткни ему рот, пока сатану призывать не стал, – велел Деревнин Семейке.
Тот, не мудрствуя лукаво, выдернул еще один клок травы вместе с корнями и запечатал крикуну уста. На сей раз куда основательнее.
Пространство в четыре аршина расчистили быстро. Дальше работа пошла споро – земля так и летела. Бык стоял с фонарем и светил копальщикам.
– Стой, – негромко приказал он.
Склонился над ямой, и Данилка мог бы побожиться, что принюхался…
– Вот тут, левее…
И «Отче наш» самый поспешный богомолец не успел бы прочитать, как лопата звякнула о железное.
– Ну вот, с Божьей помощью, и взяли, – Бык перекрестился. – Нечего ему там лежать, людей смущать!
Данилка прыгнул в яму, подкопал и вытащил не так чтобы огромный, но и не маленький котел с крышкой.
Кладознатец, удерживаемый Семейкой, мычал, бился, пахал землю ногами.
Тимофей принял котел и поднес Деревнину.
– Снимай-ка крышку сам. Чтобы потом на нас не клепать!
Бык тут же подошел с фонарем.
Подьячий не сразу справился – крышка приросла, пришлось подковырнуть ножом. Но наконец он сбросил черный чугунный круг на траву – и пошатнулся, как бы глазам не веря.
– Жемчуг!
– Он самый! – подтвердил Бык. – Ох, и много он крови выпил за эти годы!
– Много, – согласился Тимофей.
Деревнин поставил котел наземь и повернулся к Семейке.
– Надобно отсюда выбираться. У кого веревка есть – давайте, или пояс, что ли! Этого еретика связать и…
– Незачем его связывать, – сказал Семейка.
Данилка не видел в темноте его лица, и потому он удивленно поглядел на Озорного в надежде услышать что-то вразумительное.
– Точно, что незачем, – хмуро подтвердил Тимофей.
Тут до Данилки дошло, что они имели в виду.