Кровавый жемчуг

– Про то не мне, а вам ведомо! – тонко отвечал Деревнин.

– Вот он, огапитовский двор, – показал рукой Данилка, – пойду я, благословясь! А вы – к харе, что ли?

– Где боярин, там и харя, – показывая, что ему-то уж все известно, заметил подьячий.

Данилка посмотрел на него хмуро и повернулся к Семейке.

– Говорил же я! Они с тем ярыжкой хотели связать медвежью харю, под которой мертвые тела поднимают, со скоморохами! А раз мы с тобой в белянинском саду оказались – стало быть, это они на нас зуб точат!

– Ты ступай, свет, – негромко, как всегда, попросил Семейка. – А мы тут разберемся. Господь с тобой!

Тимофей же молча перекрестил общего воспитанника.

Данилка сошел с коня, отдал повод Семейке и пошел стучать в ворота, домогаться Абрама Петровича.

Тот, оказалось, уже ждал. Конюхи с подьячим едва успели за угол заехать.

– Погоди-ка, дитятко! – Кладознатец выглянул в калитку. – Узелок прихвачу!

Он скрылся во дворе и появился с рогожным кульком.

– Что это с тобой? Зубная хворь?

– Она самая.

– Погоди, в лесу травку найдем подходящую, разжуешь – полегчает. А я и молебен отслужил, за свои денежки ради тебя, дитятко, – торопливо заговорил кладознатец, – и девятичиновную просфору взял, и богоявленская вода у нас с собой есть, и исповедался я, и причастился – все как полагается, а ты?

– Я недавно причащался.

– Ну, ты молодой, грехов мало накопил, ладно будет! Идем, родненький, я насчет лошади сговорился, идем!

Лошадь с тележкой, на каких возят людей извозчики, стояла на дворе через два переулка. Там уже лежали две лопаты. Абрам Петрович сам взял вожжи.

– Утречком жди нас, – сказал он хозяину и повернулся к Данилке. – Садись, светик. За лошадку-то я уже расплатился. Она ходко идет, как раз хорошо обернуться успеем.

Данилка уже достаточно разбирался в лошадях и видел, что меринок – так себе, не бахмат. Однако выехали на Троицкую дорогу, и он действительно пошел совсем неплохо для упряжной лошади. Впрочем, когда добрались до хари, уже совсем стемнело.

Данилка содрал с головы повязку и зашвырнул ее в придорожные кусты. Теперь, если бы Гвоздь и проехал мимо, то уже не признал бы его.

– Исцелился, что ли? – спросил удивленный кладознатец.

– Я от своих не знал, как уйти, – объяснил Данилка. – Не хотел, чтобы меня у огапитовского двора приметили.

– А ты разумник! – похвалил Абрам Петрович. – Разожги-ка фонарик, скоро понадобится.

Фонарь со слюдяными окошечками и толстой свечкой внутри оказался в рогожном кульке. Данилка засветил свечку, а Абрам Петрович принялся довольно громко читать неизвестные парню молитвы и велел за собой повторять, а в иных случаях – только возглашать «аминь». Наконец он натянул вожжи.

– Ну, с Божьей помощью, добрались. Вылезай, дитятко.

– А лошадь прямо на дороге оставим?

– А мы ее по тропе шагов на десять заведем да и привяжем. У нас с собой торбочка есть, подвесим – пускай себе овсеца пожует.

Данилка обиходил и похлопал по холке мерина.

– Ну, то ли место, где вы харю видели?

– В темноте не понять.

– Ну-ка, вверх погляди! Она?

Кладознатец посветил фонарем.

Деревянная медвежья харя таращилась сверху сквозь листву. Кабы не знать, что она там приделана, – ввек не догадаешься, куда смотреть.

– Она! – подтвердил Данилка.

– Вот и пришли, – сказал Абрам Петрович. – Ну, с Божьей помощью…

Он встал спиной к дереву и начал мерить шагами путь на ту поляну, где уже было обнаружено два мертвых тела. Данилка быстро достал засапожник.

– Идем, идем, дитятко, – не оборачиваясь, звал за собой Абрам Петрович. – Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать…

Данилка уже был у него за спиной, готовый оборонять свою и его жизнь.

Где-то поблизости затаились Семейка с Тимофеем. Знать бы, где! Семейка-то должен помнить, как на полянке мертвое тело лежало, и наверняка выбрал местечко совсем рядышком.

– Повторяй! Приступаю я, раб Божий Данила, к поклаже сей! – потребовал, встав на нужное место, кладознатец. Обе лопаты и мешок он положил под разлапистым кустом.

Данилка уж столько по дороге повторил за ним молитв, заговоров и оберегов, что одним больше, одним меньше – было уже неважно, все равно грех на душу взят.

– Приступаю я, раб Божий Данила, к поклаже сей…

– Окружаю в ширину и в глубину, утверждаю сильным словом! – топая по широкому кругу, в середине которого лежал клад, возглашал Абрам Петрович.

Данилка повторил, хотя и не так зычно.

– Приди ко мне помощник, архангел Урибанил, отогнать демонскую силу от сей черты окруженной, от еретика и волшебника!

Данилка шел следом, думая, что когда все это дурачество кончится, Семейка с Тимофеем основательно подымут его на смех, и всякий раз, как он на конюшне оплошает, станут кликать ему на помощь архангела Урибанила.

– В серединку становись, в серединку… – шептал кладознатец. – Тебе откроется, я чую! Для тебя схоронено!..

И поставил наземь фонарь со слюдяными окошечками.

Данилка покорно стал, готовый в любой миг бить засапожником.

И миг грянул!