Круг замкнулся

– Ты, я и Ласка, – кивнула она. – Огонь слишком силен и безумен, чтобы человек мог выстоять в нем и сохранить самого себя. Она вытолкнула нас, вернула в мир, а сама не удержалась.

Горлица зажмурилась, а когда вновь посмотрела на Белянку – слезы высохли, губы перестали дрожать. Вот это сила воли!

– Держи, – Горлица кинула оберег. – Ты забыла вчера.

Белянка поймала сложное плетение из молодой ивовой лозы и трав. Узор повторял рисунки весеннего шествия – призыв силы Леса, – кристаллы кварца сгущали тепло и замыкали круг.

– Он должен отражать магию степняков и горожан, – пояснила Горлица. – Сила Леса скапливается с одной стороны щита из кристаллов. Когда чужая воля попытается захватить твой разум, образуется второй узел силы. Тогда щит полыхнет, и ты останешься свободна.

– Это сработает? – с сомнением спросила Белянка и осторожно сжала оберег – последнее, чего касались руки тетушки Мухомор.

– Я пыталась передать мысленный образ, когда она была под его защитой, – меня не пропустило, – пожала плечами Горлица. – Но мы не знаем, на что действительно способны чужаки.

Она досыпала в кадильницу щепотку чабреца, брызнула воды и зажмурилась, чтобы заглянуть за грань.

– Ты поешь освобождающую песню, – пристально посмотрела на нее Белянка. – Но тетушки Мухомор уже здесь нет. Я не чувствую ее.

– Ей не нужно за грань, к последнему рубежу, потому что она уже там, – Горлица раздосадовано открыла глаза – она терпеть не могла, когда ее прерывали, – и пожала плечами. – Но ритуал есть ритуал.

– Я подготовлю все в деревне. И… берестяные лодочки… тоже… – голос предательски дрогнул.

– Отпусти. Все так, как должно быть, – Горлица уже погружалась в заклятие, губы медленно шевелились, глаза смотрели за грань.

Белянка тихонько выскользнула из осиротевшей хижины и медленно пошла вниз, запрокинув голову. Слезы щекотали скулы и прятались в рассыпанных по шее волосах. В зените бесстыдно сверкало счастливое солнце.

– Эй! – на тропинке вырос Ловкий. – Чего под ноги не смотришь?

Белянка опустила голову, глянула исподлобья и бросилась брату на шею. Нос уткнулся в теплую мягкую рубашку. Знакомый с детства запах пота, осенних листьев и дубовой коры укутал сердце. Вжавшись в широкую грудь изо всех сил, Белянка беззастенчиво разрыдалась.

– Тише-тише, глупая мышка, тише… – он взъерошил ее волосы, похлопал ладонью по спине и поцеловал в висок.

– Не называй меня так! – Белянка шумно втянула воздух сквозь стиснутые зубы. – Она меня так называла.

– Просто ты как будто маленькая и слабенькая – потому и мышка, – прошептал Ловкий на самое ухо, с силой сжал руками ее плечи и усадил на траву у воды. – Но на самом деле ты очень сильная, сестренка.

– А я не хочу быть сильной! – захлебнулась она новой волной рыданий. – Я хочу, чтобы тетушка Мухомор была здесь, рядом! Чтобы она вела нас, как раньше. Как всегда вела! Хочу быть маленькой. Хочу забиться в угол и укрыться с головой одеялом.

Ловкий не выпускал ее из объятий и плавно покачивался из стороны в сторону, будто баюкал.

– Помнишь, когда мама уплыла на запад? Нет, ты мелкая была. Не помнишь. А я помню. Я тогда нарушил запрет и долго плакал, всю ночь. А на рассвете увидел маму словно из тумана слепленную. Она молчала и грустно так на меня смотрела. Вот как ты сейчас смотришь. У тебя ее глаза – большие и серые, уголочками вниз, будто обидел кто. А потом она попросила: «Отпусти. Меня твои слезы здесь держат». И тогда я попросил прощения. Сказал, что люблю ее и отпускаю. А она улыбнулась, засветилась вся солнышком и исчезла. И теперь я точно знаю, что об ушедших плакать нельзя.

Белянка кивнула. Она знала, что плакать нельзя. Всегда знала. Но разве от этого легче? Легче дышать?

– Как теперь жить? – прошептала она. – Как мы без нее?

– У нее было три ученицы, Бель, – его мохнатые брови сошлись на переносице. – Три.

– Горлица справится, – покорно кивнула Белянка. – Но такого ни разу не было, чтобы ни Отца у деревни не было, ни Ведуньи. Да еще и чужаки тут.

– Так и быть, я не расскажу Стрелку, что ты о нем на самом деле думаешь! – Ловкий наигранно поджал губы, поднял плоский камешек и пустил по воде.

Она бессильно вздохнула:

– Ты издеваешься?

С трудом сдерживая улыбку, он деловито считал отскоки камешка:

– … три, четыре, пять, шесть, семь! – Ловкий хлопнул в ладоши. – Ты видела? Видела это?

Белянка отвернулась. Как можно быть таким чурбаном?

Брат молчал. Она чувствовала на затылке его пристальный взгляд и жмурилась, сдерживая слезы.

– Она его отпустила, – Ловкий коснулся ее плеча теплой ладонью.

Она? Отпустила? Ласка… отпустила Стрелка? Сняла приворот?!

Ледяная волна окатила сердце, наполнила грудь и схлынула в землю. Белянка распахнула глаза, резко обернулась и уставилась на брата.

– Правда-правда, – кивнул он и широко улыбнулся. До того тепло улыбнулся, что веки второй раз за день защипало от нестерпимо горячих слез.

– А как же Ласка? – рискнула спросить Белянка.

Рыжий взгляд мгновенно похолодел.

– Ночевала у Боровиковых.

Не простит? Он же любит ее! Так нелепо и глупо вышло.

– Быть может, ты… – Белянка невольно нахмурилась.