Крутой секс

И действительно, – вы не поверите, – по лестнице прямо в Севины объятья, поблескивая очками, поднялся не кто иной, как профессор Аркадий Марксович Потапов.

– Какая неожиданная встреча!

За то время, что они не виделись, профессор почти не изменился: на голове торчала все та же седая шевелюра, правда, уже кое-где с полянками, протоптанными временем; шею украшал легкий шарф, перекрученный, словно веревка.

Следом за профессором Потаповым по лестнице в комнату поднялся еще один гражданин.

– Знакомьтесь, – сказал профессор. – Это Филипп Марленович.

Филипп Марленович был почему-то в заляпанных зубной пастой тапочках. Короче – сразу видно: тоже научный интеллигент, некуда клейма ставить.

– А! Как же, помню! – радостно сказал Сева. – Профессор мне о вас рассказывал. Как поживает ваш сын Сократ Периклович?

– Перикл Филиппович, – сухо поправил Филипп Марленович. – Сократ Периклович – это мой внук.

Даже из этих немногочисленных слов было ясно, что он из тех людей, которые на вопрос: «Скажите, этот автобус по Солянке идет?» обычно отвечают: «А как еще он, по-вашему, может идти?».

– Филипп Марленович – удивительно начитанный человек! – вмешался профессор Потапов. – Читает все подряд. Одно время даже увлекался семантикой тамгообразных изображений горного козла.

– Козлы – это круто! – согласился Сева. – А еще я помню «Лихорадочные скитания постмодернизма».

Потапов застонал.

– Это написал профессор Коськин, а Филипп Марленович написал «Многообразие ракообразных».

– А над чем вы сейчас работаете, Филипп Марленович? – спросил Сева, чтобы загладить оплошность.

– Над монографией «Лев Толстой в третьем квартале 1883 г.».

– Сильно! – поразился Сева. – А вы, профессор, что пишете?

– «Причина временности марксизма в православной России в свете древнеиндийских вед», – скромно сказал Потапов.

– Работа, полная научных заблуждений, – буркнул Филипп Марленович.

– Значит, все еще долбитесь в своем институте, профессор? – поинтересовался Сева у Потапова.

– Цинизм, молодой человек, это первая стадия гибели разума, – желчно заметил на это Филипп Марленович.

– Увы! – сказал профессор. – Наш Институт истории цивилизации закрыли. Видимо, ни история, ни цивилизация никому в этой стране не нужны. А жаль, занятные все-таки штуки.

– Значит, вы больше не хореограф-почниковед? – сказал Сева.

– Археограф-источниковед, – привычно поправил профессор. – Но здесь любой декрет бессилен что-либо отменить. Археографом был, археографом и умру.

– А ведь как могло быть все хорошо в нашей прекрасной стране! – мечтательно сказал Сева.

– Ерунда! – оборвал Филипп Марленович. – Рассказы про упущенные возможности – это для старушек.

– Почему это? – спросил уязвленный Сева. – А вот в Китае… – начал было он, но Филипп Марленович насмешливо оборвал его:

– А вот на Марсе!..

При упоминании этого космического светила Сева невольно посмотрел в окно, где в московском небе все так же ровно и безмятежно пылало зарево городских реклам.

– Вы здесь живете, Всеволод? – спросил профессор, воспользовавшись паузой и с любопытством озираясь.

– Да нет, я просто в одну историю попал, и мы тут вроде как в ловушке. Вроде той, подземной, в которой мы с вами как-то очутились, разыскивая либерею царя Ивана Грозного… – тут Сева спохватился: – Извините, должен вам представить моего товарища по несчастью… – он замялся, поскольку сам еще не успел узнать имя неожиданного знакомого. Но тот проявил воспитанность и тут же сообщил:

– Константин. Можно просто Костик и на «ты». Без отчества и фамилии. А то, знаете, фамилии разные бывают. У одного чиновника, к примеру, была фамилия Красота. Он слал начальству телеграммы типа: «Урожай погиб. Красота».

– Так что же все-таки случилось с вами, Всеволод? – снова спросил профессор, стоически дослушав Костика. – Какая-такая нехорошая история?

– Увы, Аркадий Марксович! – вздохнул Сева. – У меня большая проблема… Не хочу мучить вас подробностями… Короче, у меня похитили Катю.

Профессор вскрикнул и прижал руки к груди.

– Кто? Не может быть!

– Может, профессор, может! – горько сказал Сева. – При этом похитители, как вы понимаете, не представились.

– Что же делать? – в отчаянии воскликнул Потапов.

– Боюсь, придется пойти стандартным путем. Вы не помните случайно телефон Зашибца? Надо бы посоветоваться со специалистом…

– Действительно, как я сразу не подумал! – сказал профессор. – Филипп, помнишь: я тебе рассказывал про нашего знакомого следователя? Настоящий Шерлок Холмс!

– Шерлок Холмс – идеалистическая картинка призрачного рая общества мнимой справедливости, – мрачно отозвался Филипп Марленович.

– Однако, как ты категоричен, Филипп! – возразил профессор. – Ты порой совершенно неадекватен окружающему миру!

– А может, это мир неадекватен здравому смыслу?

– саркастически отозвался Филипп Марленович. – Если бы все были такими, как я, то исчезли бы производители жвачки, закрылись казино, разорились производители глупых книжек и золотых часов…

– Все ясно, – сказал Сева. – Наступил бы экономический кризис. Но мы говорили о Зашибце. Вы не помните случайно его телефон, Аркадий Марксович?