– Разве вы не знаете, что такое мнемоника? – гордо сказал профессор. – А я, пользуясь ей, запоминаю, что угодно. Я запомнил: у Зашибца первые три цифры совпадают с высотой Останкинской телебашни минус номер моей квартиры.
– И какова же высота Останкинской телебашни? – спросил Сева.
Глаза у профессора сощурились, а рот приоткрылся. После почти минуты неестественного напряжения сил он вздохнул и предложил:
– Может, еще кого-нибудь спросим? Филипп, ты случайно не помнишь высоту Останкинской башни?
– Случайно не помню, – сухо сказал тот. – Но прекрасно помню, что ей надставляли антенну. Вас интересует высота до того или после того? С флагштоком или без?
– Не переживайте профессор, – вмешался Сева в беседу двух ученых. – В любом случае вы появились в нужный момент, чтобы спасти нас из этой ловушки. И как вас только угораздило оказаться здесь в такой час, да еще с лестницей? По-моему, это не самый лучший способ покорять вершины науки, а?
– Во-первых, наука многолика, – сказал профессор. – А во-вторых, не забывайте, что творческую деятельность мозга нельзя обуздать.
– Что вы имеете в виду? – не понял Сева.
– Видите ли, – начал Потапов, но слегка замялся. – Мы тут как бы придумали себе некоторое умственное развлечение. Мы играем в буквы.
– Играете в буквы? С лестницей? – изумился Сева.
– Не понимаю, почему бы откровенно не сказать, что это не игра, а война разума против никчемного мира, погрязшего в бездушной и наглой рекламе! – вмешался Филипп Марленович.
– Да нет же, Филипп! – возразил профессор. – Это просто игра изощренного ума! Филологический, так сказать, каприз!.. Короче, Всеволод, мы ищем подходящую вывеску и снимаем с нее буквы, чтобы получился другой смысл. Занятный такой, знаете ли… Веселый… – при этом профессор помахал в воздухе руками, показывая, какой должен быть занятный этот самый смысл.
– Извините, – сказал Сева, – но я ничего не понял.
– Давайте я вам поясню на примерах, – сказал профессор, вдохновляясь и загораясь внутренним огнем. – Вы заметили, к примеру, сколько развелось в последнее время вывесок «Стоматология»?
Сева подтвердил, что заметил.
– Но иногда, – продолжал профессор, – когда идешь по улице, то отдельные буквы на вывесках и на рекламах что-нибудь заслоняет: дорожный знак, или фонарный столб, или другой щит с рекламой. И вот представьте, что у слова «Стоматология» исчезла первая буква!
– Ну и что? – пожал плечами Сева.
– Как – что?! Получается: «Томатология»! Наука о томатах! Разве не смешно? А мы специально снимаем буквы, чтобы человек шел – и читал: «Свежие рты» вместо «Свежие торты», «Распродажа Таней» вместо «Распродажа тканей»!.. По ночам ездим – и снимаем буквы!
– Но зачем? – воскликнул Сева.
– Мы привыкли что-то делать! – гордо сказал профессор. – Творческие силы ищут выход и находят его!
– Так ходили бы на выставки, в театры!
– Современный театр – бред и пошлятина! – категорически сказал Филипп Марленович. – Мы сами себе организуем захватывающий театр! – и он показал рукой в окно – туда, где в небе над крышами домов висел тлеющий отсвет рекламных огней.
– Признайтесь, что вы делаете это просто для самоутверждения – и я снова буду относиться к вам, как к нормальным людям, – сказал Сева.
– Между прочим, – заметил на это профессор, – даже самые бесполезные идеи порой приносят пользу. Алхимики, например, гоняясь за химерой философского камня, мимоходом изобрели порох и макароны.
– А мы, например, спасли вас. Хотя пока непонятно, насколько это полезное дело, – в меру грубо добавил Филипп Марленович.
Сева прикусил язык.
Чтобы всех примирить, Костик громко сказал:
– Совершенно правильная мысль. Никогда не спешите делать незнакомым людям добро. Однажды я ехал в троллейбусе, видим: бежит человек, а двери уже закрываются. Пассажиры, разумеется, кричат водителю: «Подождите! Человек бежит!». Тот добежал, влез в салон, говорит: «Спасибо», а потом: «Билетный контроль. Предъявите талоны и проездные!».
– Хотя я уважаю юмор, но не понимаю, как можно шутить в такой ситуации, – сказал профессор, выслушав очередную Костикову историю. – Нам же надо спасать Катю! Едемте ко мне! Мы разыщем телефон Зашибца!
– Да уж, думаю, что в этих стенах нам оставаться совсем ни к чему, – согласился Сева.
Он подошел к окну и выглянул наружу. Половина луны висела над городом как топор.
– Ух, высоко! Какая же вывеска привела вас сюда, Аркадий Марксович? Что-то я ничего не вижу.
– Она находится с другой стороны крыши, – пояснил профессор. – Это реклама бытовой техники фирмы «Бош». Там такая надпись: «На нас можно положиться». Мы собирались снять две последние буквы.
– Крутая штанга! – восхитился Костик.
– А по-моему, довольно банально, – заметил Сева. – Неужели вы думаете, что это кто-нибудь заметит, не говоря уже о том, что оценит?
– Почему же! – заерепенился профессор. – Один раз наше творчество даже попало в прессу! Это было с вывеской «Все виды кровли».
– И что же вы с ней сделали? – спросил Костик.
– Мы сняли букву «Л» в последнем слове! – гордо сказал профессор.
– Классно! – восхитился Костик. – А какая фенька у вас была самая крутая?