Читаем Крутые перевалы полностью

Когда пламя войны полыхает, съедает созданное трудом, слово «садовник» звучит, вероятно, как-то неуместно. Однако именно такими были для меня Пабло Фриц и генерал Лукач в Испании. А еще раньше, на корабле «Ван», на котором я плавал после высылки из США, — венгр Ян Элен и бывший матрос броненосца «Потемкин» Федор Галаган, бельгийские и французские товарищи. Все они помогали моему становлению как человека и бойца за лучшее будущее...


Спустя двадцать лет


Так мне захотелось повидаться с Павлом Ивановичем, что прямо места не нахожу.

— Люба, — сказал как-то я жене, — решил поехать к нему в гости.

— К кому?

— Да к Павлу Ивановичу, к кому же еще.

Сразу же после нового года купил в Черновцах билет на поезд. Во Львове пересадка. Первый раз был в этом городе в 1927, когда уезжал по вербовке в Канаду. Сколько воды с тех пор утекло в Пруте и Днестре за эти тридцать два года! Сколько крови людской пролилось!

Я не сообщил Павлу Ивановичу о дне выезда, поэтому меня никто не встретил на вокзале в Риге. Расспросил людей, как добраться до нужной улицы. Оказалось, что от центра это довольно далеко. Сначала нужно ехать трамваем, затем порядочно пройти пешком.

С мрачной Даугавы, через которую пролегли широкие мосты, дул пронизывающий ветер, ерошил хвосты голубиным стаям, бродившим по привокзальной площади. По улицам мчались машины. На стыках грохотали трамвайные вагоны. Снег растаял. Тротуары были мокрые. Слева тянулся длинный сквер с каналом посередине.

Через час я вышел из вагона возле какого-то большого парка с голыми мокрыми деревьями. На этом фоне бросаются в глаза в зеленой одежде сосны. Нипочем им любая погода!..

Нашел нужную улицу. И вот передо мной дом под номером девять. Слегка нажал на кнопку на калитке. Звякнул запор, и вышел солдат с автоматом. Удивленно посмотрел на пожилого дядьку.

— Вам кого, гражданин?

— Здесь живет товарищ Батов?

Ответил не сразу. На лице недоумение. Настороженно скользнул взглядом по моему поношенному полушубку, старой ушанке, чунях, заляпанных грязью, полагая, что я, вероятно, по незнанию пришел наниматься дворником, и коротко бросил:

— Его нет, — и хотел захлопнуть калитку.

— А супруга Батова дома?

— А что вы, гражданин, собственно, хотите?

— Доложите, что приехал Побережник.

Пожав опять удивленно плечами, солдат проворно закрыл железную калитку и исчез. Через минуту за оградой послышался топот сапог. Опять зазвякал засов.

— Заходите, пожалуйста!

От калитки надо было пройти метров двадцать пять до дома. На крыльце заметил без пальто женщину. Она закричала еще издали, приветливо замахала рукой.

— Заходите, заходите, Семен Яковлевич! Я всё о вас знаю. Заходите, дорогой! Только что звонила Павлу Ивановичу на работу. Он скоро приедет.

Действительно, не успел я снять полушубок и вытереть с мокрых валенок грязь, как в дверях появился в полной генеральской форме военный. Смушковая папаха с красным донышком, погоны с четырьмя золотыми звездами, серая шинель с красными кантами. С трудом я узнал испанского Пабло.

Прямо в передней, где уже порядком наследил, молча мы кинулись друг другу в объятия. Троекратно расцеловались. И тут к горлу что-то подступило, сдавило, как клещами — ни откашляться, ни проглотить.

— Ну что ты, Семен! Успокойся, друг, не нужно!

По моему лицу текли слезы. Я никак не мог взять себя в руки, успокоиться. Внутри вроде прорвалась какая-то запруда...

Павел Иванович помог раздеться, обнял за плечи, и мы прошли в гостиную. Он усадил меня на диван, продолжая держать за плечи. Еще и еще раз посмотрел в мое лицо, взглянул на седину, покачал головой...

Когда мы были в Испании, я против Батова выглядел юнцом. Мне тогда было тридцать, а ему около сорока. Выглядел он значительно старше меня. А теперь, хотя я и моложе его, но по сравнению с ним почти старик: глубокие морщины, голова — вся белая.

— Ну, рассказывай, Семен, о своей жизни, о семье, где работал после Испании, на каких фронтах воевал? Когда вернулся домой? Как здоровье, словом, обо всем...

Конечно, за один раз трудно было все рассказать. Мы сидели на диване долго. Павел Иванович, не перебивая, слушал меня. Столько накопилось событий, историй, эпизодов в моей жизни за двадцать с лишним лет с тех пор, как мы расстались. Подробно расспрашивал о моей работе в колхозе, о заработках, о семье. Недоумевал, почему работаю в садовой бригаде, а не водителем машины или трактористом.

— Ведь ты же первоклассный шофер! Больше пользы можешь принести как механизатор.

— Правлению колхоза виднее. Видимо, есть какие-то соображения, что не дают мне пока никакой техники, — ответил я.

На следующий день он как депутат Верховного Совета СССР должен был уезжать на сессию в Москву. Попросил, чтобы я остался в Риге до его возвращения.

Месяц гостил я у Батова. Он обещал при первой возможности навестить меня.

Узнав, что живу в старой, еще отцовской тесной хате с родственниками, не имею собственного угла, покачал головой, сказал:

— Свою, Семен, крышу пора иметь!

— Да, неплохо было бы. Но пока это только мечта...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное