Кружева лжи (СИ)

 — В квартире Васильевой следов взлома нет. Судя по всему, убийцу она знала — открыла добровольно.

— И надеялась провести романтический вечер, — дополнила Александра. — Значит, перво-наперво искать надо среди знакомых мужчин.

— Рукавица уже занялся списком контактов. Ты могла бы посоде… — замолчал на полуслове, осознав, какую глупость едва не сморозил.

Взгляд Селивёрстовой нехотя устремился на разложенные снимки. Они лежали на дальнем краю стола: Васильева в ванной, рисунок на зеркале, сердце на стене, вино, ужин на двоих.

Взяла фото покойной, провела по лицу, подчёркивая в памяти всё, что помнила о жертве.

— Пуля… — осторожно произнёс Иван. — Ты… как? В порядке? — коснулся руки. — Держишься отлично, но, если ты хочешь об этом поговорить, я всегда готов. — Заглянул ей в глаза, ожидая увидеть грусть, боль, сожаление, но встретился лишь с толстой стеной злости: такой же податливой, как известняк. Чуть-чуть, и крошки сформируют ненависть, презрение. Опасный азарт.

Пулю всегда интриговали убийства, и всё же Бриз хотел увидеть иные эмоции, ведь Васильева была для неё не совсем посторонним человеком.

— Пуля… Давай поговорим. Хватит прятаться. Я же не чужой тебе.

Селивёрстова отставила блюдце с крошками, положила снимок на прежнее место, подошла к окну. В её действиях вновь просматривалась попытка бегства.

Иван ждал.

Александра развернулась — не лицо, а маска спокойствия. Сухо произнесла:

— Всё в порядке. Она всего лишь была моей одноклассницей.

Бриз продолжал смотреть: испытующе, с сочувствием, а Селивёрстова в этот миг вдруг чётко осознала одно: ей необходимо найти того, кто осмелился лишить жизни Ангела. Да, Ангел не была Ангелом, но она была человеком, полным личных надежд и стремлений. Никто не имел права лишать её шанса ходить по белому свету и дышать воздухом с теми чувствами, с какими Ангелина желала. Даже если она заслуживала страдания. Даже, если ей стоило преподнести хороший урок. Но ведь урок и смерть — разные вещи. Слишком разные.

— Всё нормально, Бриз.

— Ты точно в порядке? — друг поднялся из-за стола. — Я готов выслушать, если…

— Если мне будет, что сказать, — перебила она. Взяла снимок убитой и продолжила: — Сейчас главное найти этого подонка. Остальное — лирика. И поверь, Бриз, девчачьи склоки тебе знать ни к чему.

Он вздохнул. Вероятно, того, что Пуля рассказывала ему о Васильевой в преддверии встречи одноклассников и правда достаточно. Когда подруга захочет сказать больше — скажет, а он всегда выслушает. Александра, словно прочитав его мысли, улыбнулась, кивнула. Он сделал тоже в ответ.

— Рукавица против твоего участия, но я могу и дальше сообщать информацию по делу Ангелины.

Селивёрстова с благодарностью его обняла.

Работать, искать, копаться, анализировать — это было именно то, в чём она сейчас нуждалась. Александра была рада, что Бриз не пытается залезть в душу.

Глава 9

Марку было непросто. Признания всегда давались нелегко, но сейчас они были необходимы.

«Мне придётся сказать правду, иначе я могу потерять Снежинку, — рассуждал он, мысленно вновь и вновь прокручивая события уходящего дня. — Нет, не могу. Потерю. Любимая не станет жить во лжи, в подозрениях. Но после моего признания станет ли лучше? Где уверенность в том, что Снежинка меня не выгонит? Не испугается? После жизни с мужем в её голове такая неразбериха и столько страхов. Правда станет лишь очередным шагом на пути к разрушению. Хотя, о каком разрушении я думаю? Снежинка давно расколота на тысячи фрагментов. А я пытаюсь помочь ей собрать себя воедино. Жаль, что психологические травмы не исчезают по одному лишь желанию. Здесь требуется работа над собой и труд других. Требуется понимание. И я давал ей всё это. Давал! И готов был давать и дальше. Но теперь всё неизбежно станет по-другому. Ненавижу Васильеву…»

Он злился на Ангелину. Из-за её смерти в отношениях с любимой женщиной появилась трещина. Абсурдность собственных мыслей пристыдила. Он и сам был виноват в случившемся.

Курить уже не хотелось. Убрал полупустую пачку в карман, осторожно постучал в перегородку.

— Снежинка, мне… жаль, что всё так вышло. Сочувствую тебе из-за Ангела. Она не должна была умереть. — Сказал и понял, как же нелепо прозвучали его слова. От самого себя затошнило.

— Сочувствуешь? — прозвучало тихо. — Не верю. Тебе она не нравилась. Ты постоянно об этом говорил. Высокомерная и назойливая, самовлюблённая и глупая. Помнишь?

Он промолчал.

— Если в тебе осталась хоть капелька чувств ко мне. Хо…

— Я люблю тебя, — перебил Марк.

— И в это не верю. Тот, кто любит, не врёт о своих привычках. Не пытается выглядеть лучше.

— А если он делает это ради спокойствия другого?

Теперь молчала она.

— Снежинка, — набрался смелости, прильнул лбом к двери. — Послушай, мы оба сейчас на нервах. Давай ты выйдешь, мы спокойно посидим на кухне, выпьем чая, а потом, когда ты будешь готова, поговорим. — Едва не сказал «побеседуем». Поздравил себя с этой маленькой победой.

— Марк… я прошу, если в тебе осталось хоть что-то: хоть жалость, хоть сочувствие. Крохи самых малых чувств — просто оставь меня сейчас. Уйди.