Кружева лжи (СИ)

— Не могу, — ответил честно. — Оставлять тебя в таком состоянии опасно.

Она понимала, что он имеет ввиду. Когда её тётя погибла в пожаре, Снежана едва не сошла с ума. Трагедию трёхмесячной давности переживала до сих пор. А в день, когда узнала о пожаре, едва не последовала за Ниной. Предметов, способных перерезать вены в доме было достаточно.

Нина всегда являла собой лучик света. Мудрая, внимательная. Она поддерживала Снежану и при этом не лезла в личную жизнь. Муж племянницы ей не нравился, но Нине хватало жизненного опыта, чтобы не пытаться образумить Снежану напрямую. Жаль, она не слушала тётю. Та во всём оказалась права. Нина знала, от Снежаны останутся осколки. Так и случилось.

— Обещаю остаться живой, — грустно усмехнулась.

Он не видел ухмылки. Почувствовал.

— Не смешно, Снежинка. Совсем не смешно.

— Значит, не уйдёшь? — надежда в голосе растаяла.

— Не уйду. Не хочешь разговаривать, помолчим. Я подожду. Но останусь здесь.

— Даже ради меня? — последняя попытка.

— Я остаюсь… Ради тебя.

И снова молчание.

Снежана тихо плакала, пытаясь разобраться в себе. Стараясь не думать о том, в какой западне оказалась.

Марк мысленно хвалил себя за сдержанность. Он сумел не навредить любимой. Хотя бы сейчас сумел.

Спустя какое-то время он понял, как помочь и Снежинке, и себе. Сказал, что отнесёт кружку с пеплом на кухню, а сам выбросил окурки, поставил кружку в раковину и взялся за мобильный телефон. Марк знал, кому доверяла Снежана.

???????????????????????

???Глава 10

Темы Ангелины продолжали касаться лишь по краям, будто ни Бриза, ни Пулю убийство не волновало. Типичное преступление, не требующее внимания. Не требующее обсуждения, в принципе. Зато поговорили о последней прочитанной Александрой книге — ею оказался подростковый роман, покоривший Пулю своей непосредственностью.

И на этом попрощались.

Бриз с болью смотрел, как подруга уплетает трюфельный торт. Он боялся невидимого врага по имени Рак. Боялся сорваться, будучи сладкоежкой с детства.

Пуля еле сдерживала эмоции, рвущиеся наружу, ненавидя Ангела за то, что та причинила ей столько боли. За то, что умерла.

За чувство, будто Александра сама виновата в её смерти.

Ни Резников, ни Селивёрстова не желали открывать свои страхи. Привычный обмен поцелуями в щёку и разошлись.

В одиночестве Александра дала слабину. Слёзы не текли, но жгли горло, и приходилось всё время сглатывать. А чуть позже ещё и моргать, ведь как она ни старалась, эмоции одержали верх.

Селивёрстова грозно смыла их водой. Дождалась успокоения. Поменяла носки. Одетые утром белые в чёрную полоску — обычные, не вызывавшие особых эмоций — сейчас казались дурным знаком. Тревожным.

Невольно пересчитала чёрные. Тринадцать. Суеверие. Но стало некомфортно. Носки полетели в стиральную машину. С ног приятным успокаивающим цветом сочного яблока взглянула новая пара.

Александра старалась не винить себя в случившемся и не думать о том, что мысли, особенно, злые материализуются, но взяться за работу всё равно удалось не сразу. Пришлось приложить немалые усилия.

«Что ж, — вздохнула детектив, привычно раскладывая листы белоснежной бумаги, в коих ей надлежало совсем скоро запрятать личное. — А ведь сведений на самом деле не так уж и мало». — Поставила коробку с «помощниками» на стол и принялась выливать рассуждения цветным на бумагу.

Итак, что у меня есть: длинное платье из бордового шёлка, искусственные перья на руках, в основном белые. Блёстки. Пластмассовый обруч, проволока с нимбом из тех же перьев. Пустая бутылка вина Бастардо, два бокала. Славянская руна подарка и сердце с отколотым краем.

Начнём по порядку. Платье. Ничего удивительного: Васильева любила блистать. Бордовый цвет ей всегда шёл. Он вообще был её любимым. Даже на выпускной эта… явилась в пышном бордовом платье, похожем на свадебное. Выпендрёжница. Платье ей шили на заказ. Естественно… Блёстки относятся сюда же. Как же без мишуры? Но что-то я отвлеклась.

Александра и сама не заметила, как сгоняла на кухню и вернулась на диван с шоколадом из заначки. Плитка лежала на крайний случай, и Селивёрстова готова была признать: это он и есть. Мысли о собственной вине уже не обгладывали душу, зато презрение к убитой полыхало ярким пламенем. Это нехорошо. Так она точно не доберётся до истины.