Кружевные закаты

Именно с того обобщенного слитого смеха между ними установились особые отношения, связывающие обычно людей, обреченных не вступать в романтическую связь. Обычно существа, становящиеся друзьями по убеждению, не могут сказать, что было поворотной точкой в их взаимодействии. Янина могла сказать, и его явное дружелюбие в тот погожий день с легким пушком, ниспадающим на нечищеные пред усадебные дорожки, наполнило ее предрождественским настроением, несущим очищение и обновление. Давно не испытывала она подобного. Ей казалось, и она, должно быть, была права, наливая себе какао в пиалу – они имели гораздо большее, чем симпатию – духовную сплоченность. Оба знали, что ни с кем на важные темы больше поговорить не смогут.

28

За окном сочно расстилались сумерки, но Анна и Дмитрий словно не замечали этого, укутавшись в миры друг друга. Вернее, укуталась только Анна, ведь она не могла наверняка знать, чем живет человек, ставший для нее уже центром, болью, затмением всего остального. Едва ли можно было представить другого столь одержимого иным существом создания. От общей неустроенности своего бытия, от теней ли на небосклоне мутного времени… От этого тяжко становилось и объекту и источнику. В Дмитрии потихоньку пробуждалась жалость по отношению к кузине. Он просто хотел прожить свою жизнь без потрясений и скандалов, в достатке, чертовски хорошо проводя время и ни о чем особенно не задумываясь.

Соединиться они не смогут. Остаются случайные вырванные встречи с постоянной угрозой быть разоблаченными. В конце концов в свете пойдут толки, дойдет до Николая… Тот только с виду такой напористый и выдержанный, а так взбеситься может… Дмитрий прекрасно помнил, как он жестоко обошелся с солдатом, допустившим вольную шутку в отношении его матери. Того беднягу еле удалось спасти от дуэли. Причем для Литвинова было настоящей пыткой терпеть до официальной возможности поквитаться, а не покарать на месте обидчика, распускающего свой никудышный язык. Так что гнев этого человека, с которым он когда-то сошелся от нечего делать и который, похоже, весьма охладел к нему в последнее время, совсем не принесет пользы…

– Николенька думает, что я гощу у твоей матери и вернусь лишь в начале недели со столпом лент и оборок.

– Бедный… Не хотел бы я узнать такое о своей жене.

Анна слегка обиделась, но по привычке из боязни вызвать недовольство Дмитрия притихла.

– Я полагала, тебе безразлично, что вытворяет Ирина.

– Да, пожалуй… И все же… И все же она мне жена.

Анна ничего не ответила, но жалостливо-выжидательно посмотрела на него, будто пытаясь вытянуть из ничего не подозревающего о ее мыслях Дмитрия то, что секунду спустя сказала, разрезав темнеющую тишину.

– Было так мучительно ждать встречи… Раньше я не могла вырваться.

– Чудно, дорогая…

– Митя… Как хорошо нам было все это время.

Сказала это она столь удручающим голосом, что у него не возникло сомнений: волшебство ситуации разводилось неизбежностью прощания и будущей неотвратимости. Он уже оставил ее однажды, так что мешало сотворить это вновь? Но в Дмитрии шевельнулись остатки жалости.

– Да, моя радость.

Приятные слова теплом объяли ее. В Анины щеки ударила кровь. Облачена она была в длинный расшитый вычурными сказочными узорами халат из дорогой ткани, и выглядела прелестно, дорого и соответственно своему не малому положению. Но ему словно было все равно.

– Я для тебя хоть что-то значу? – спросила она изменившимся голосом.

Дмитрию не по себе стало смотреть в глаза, наполненные такой неподдельной болью. Никогда никто не глядел на него так.

– Ну что ты, Аня…

– Скажи, что любишь! – отчаянно закричала она, и прекрасное в неверном вечернем свете лицо ее изменилось.

Дмитрий прежде не видел кузину в таком исступлении и не знал, как реагировать, растерявшись и потеряв из-за этого свой апломб и умение улаживать подобного рода огорчения. В нем зашевелилась жалость, пусть и припорошенная родственным с презрением чувством превосходства за то, что он не опускался до подобных унижений ради другого человека. В сущности, он вообще не понимал бушующего в ней урагана. Подумаешь – любовь, страсть, приключение ведь… А она трагедию из этого сооружает. Что за человек! Когда она замыкается в себе и страдает, ни слова не говоря, он, конечно, скучает… Но что-то притягательное в этом так же есть. С любой другой девушкой он давно бы распрощался, но в том то и все соль, что Анна на людях и с ним наедине держала себя совсем по-разному. С ним она раскрывалась, была непосредственна и очень ранима. Он поневоле учился это ценить. На виду же играла, притягивала, зазывала.

– Люблю… – успокаивающе закрыв глаза и неожиданно высказывая деликатность и благодетель, произнес Дмитрий, ощущая накатывающее, несмотря на минутное просветление, чувство пресыщенности, точно по утрам, когда есть совсем не хочется. А еще чувство непонятности, а оттого неудовлетворенности. С детства его преследовало это досаждающее ощущение, если он чего-то не понимал. Впрочем, для собственного успокоения Дмитрий научился прогонять его прочь.